Элеонора Дузе

лям. Именно это, я думаю, ваш случай.

Я ответила вам ясно — так, как думала, и постаралась, как могла,

заставить свое перо изъясняться тем особым стилем, которым, по-

моему, должно быть написано деловое письмо.

Вы, конечно, согласитесь со мной (хотя я и писала, соблюдая свой

интерес, я не забывала о вежливости), ибо вы абсолютно того заслу¬

живаете и еще потому, что женщине «это свойственно почти всегда».

Эти слова тоже ваши».

Спустя несколько лет Франческо Гарцесу удалось создать труппу,

о которой он мечтал. Однако те, кто обещал ему поддержку, не сдер¬

жали слова, и, полный замыслов, антрепренер покончил жизнь само¬

убийством в Местре79 в 1894 году.

Расставшись с Чезаре Росси, Элеонора Дузе в марте месяце созда¬

ла «Труппу города Рима», директором и премьером которой стал Фла-

вио Андо. В репертуаре труппы значились «Федора» и «Одетта» Сар¬

ду, «Мужья» Акилле Торелли, «Франсильон» и «Дама с камелиями»

Дюма-сына. «Дочь Иеффая» Феличе Каваллотти80, «Фру-Фру»

Мельяка и Галеви81, «Любовь без уважения» Паоло Феррари82 и

«Хозяйка гостиницы» Гольдони.

Труппа дебютировала в Триесте пьесой «Федора». Гастроли, одна¬

ко, длились недолго. Из-за болезни Дузе, у которой наступило обо¬

стрение процесса в легких, актеры были вынуждены взять отпуск.

Сильно ослабевшая, Дузе поселилась на несколько недель в Броссо, в

горной деревушке, неподалеку от Ивреа. Впервые она смогла позво¬

лить себе пожить на природе, среди тихих пьемонтских гор. «Уверяю

вас,— писала она Антонио Фиакки,— когда отсюда, сверху, смот¬

ришь на деревню, на хижины и вообще на все, что похоже на челове¬

ческое жилье, то испытываешь сострадание, сострадание, рождающее

не слезы, а отчаяние. Эти дома, тесно прижавшиеся друг к другу,

сбившиеся в кучу, вызывают почти физическое ощущение нашей бед¬

ности, нашего бессилия в жизни, перед жизнью. Ясно, что эти люди

стремятся объединиться, потому что страдают, потому что одиночест¬

во порождает страх...»

Несколько ниже она добавляет, что забывает о своей работе, что

она кажется ей теперь далеким воспоминанием. «Играть? Какое про¬

тивное слово! Если говорить только об игре, я чувствую, что никогда

играть не умела и никогда не сумею. Эти бедные женщины из моих

пьес, все они до такой степени вошли в мое срдце, в мой ум, что когда

играю, я стараюсь, чтобы их как можно лучше поняли сидящие в зри¬

тельном зале,— будто бы мне самой хочется их утешить, ободрить...

Но кончается тем, что именно они исподволь, потихоньку ободряют

меня!.. Как, почему и с каких пор возникло это глубокое, бесспорное

и необъяснимое взаимопонимание, слишком долго и слишком трудпо

рассказывать, особенно если стараться быть точной. Все дело в том,

что в то время как все относятся к женщинам с недоверием, я их пре¬

красно понимаю. Пусть они солгали, пусть обманули, пусть согреши¬

ли, пусть родились порочными, по если я знаю, что они плакали, они

страдали из-за обмана, измены или любви,— я на их стороне, я за

них, и я копаюсь в их душах, копаюсь не потому, что мне доставляет

удовольствие наблюдать мучения, а потому что женское сострадание

куда глубже и сильнее мужского».

Тревога, вызванная кроме всего прочего и финансовыми затруд¬

нениями, толкает Дузе снова на сцену. Тут она не только находит

утешение, ибо живет в образах, не похожих на нее, наделенных раз¬

ными страстями, обладающих иной волей, но своей игрой приносит

утешение другим, растворяясь в своих героинях. Ее сущность как бы

покрывается эластичной оболочкой, сквозь которую проникают разно¬

образные создания, вживающиеся в нее, питающиеся ее кровыо, со¬

греваемые ее сердцем, одухотворенные ее душой.

Она всегда разная — всегда многолика и всегда неподражаема.

ГЛАВА VIII

С 1887 года, в течепие шести-семи лет (если не считать рецидива

старой болезни в 1885 году, накануне премьеры «Денизы»), жизпь

Дузе протекала, пожалуй, довольно благополучно. Переходя из теат¬

ра в театр, она от спектакля к спектаклю завоевывала все большую

популярность. Ее неизменно поддерживал Флавио Андо, который вся¬

чески выдвигал ее на первый план и буквально ловил каждый ее

жест.

Играя рядом с ним, Дузе добилась того, что в сценических

сюжетах, созданных Сарду и Дюма, звучала неподдельная страсть.

Она вдыхала жизнь в Одетту и Федору, Чезарину, Фернанду и Марге¬

рит, словом, в каждую героиню того репертуара, который в те дни

мог считаться передовым. Сегодня все эти обуреваемые страстями

создания, давно переплавленные в горниле времени, бесконечно да¬

леки от нас, а ведь когда:то они заставляли зрителей трепетать и за¬

мирать от волнения. Изображая своих героинь, Элеонора вливала в

них живую силу человечности, покоряя зал магией своего мастерства.

«Песнь песней всех женщин» — так определил в то время ее игру

Альфредо Панцини.

А Ярро 83 в одной из своих театральных рецензий писал:

«Зрителям и особенно зрительницам кажется, что в этой актрисе,

обладающей каким-то секретом и умеющей выразить всю правду, они

угадывают собственную душу. Им кажется, что их душа воплотилась

в этой бледной, печальной, прекрасной женщине, что она раскрывает

не только их самих, но и других. Дузе обладает качеством, свойствен¬