Энтелехизм

Я презираю идиотов
Которым вязь поэзии
Чужда…
Готовых славить и
Хвалить кого-то,
Отвергших рифмы навсегда.
Умами жалкие и тупостью людишки
Для вас бесцветен солнца луч
и в библиотеке одни поваренные книжки
Вас привлекают… всеобуч.

«Падем безглагольные ниц…»

Op. 7.

Падем безглагольные ниц
Пред ликом свидригайловских мокриц…

Плевок в небо

Op. 8.

Плюну, плюну в небо –
Потушу звезду; соберемся, вместе
Плюнем… Сможем солнце погасить!..
Так кричал пропойца, выйдя из подвала
Полный пива мутного бурдой, полный буднем,
Полный злобой,
И заразой,
И бедой…

«Канавы города гниют запрело летом…»

Op. 9.

Канавы города гниют запрело летом
Бинокль уткнувши порт
А я Нью-Йорк пугающий жилетом
Докушал торт
Он сделан был из носа негритоски
Коричнев шоколад
Малиновым бельем рвались полоски
Под – крик джез-бенд.
Но порт дымя и звуки кастаньетов
Лебедки – лебедей сирены крик
Усердно подчинили мозг поэтов
Как полку книжек Брик
И я Нью-Йорк воткнул себе в петлицу
Но порт дымил
Закапчивая поясницу
Ночных громил.
Из улиц – лепестков
Для бодрости очей
Я вытряс муравьев
Всех богачей.
У богачей
Торчавший из кармана
Надзвездного тумана
Был платок?
Но порт дымил
И был готов
Идти ко дну.
То знает черт громил.
Да красть платки
Не хорошо у бога
Как пятаки у носорога
Нехорошо, нехорошо, нехорошо,
Воняет беднотой поэтова петлица.
Презренье богачам!
У них клопом изведенные лица
Не спящих по ночам
На пальцах их мозоли от безделья
И голос хрип.
Вот почему теперь без дел я
Понять могли-б.

Лета

Op. 10.

– Как широка река?
Спросил я у Харона.
– Мне некогда, рычал
Садись скорей, ворона!
  Бежал за валом вал
  Без всплеска и без стона
  И очерк мрачных скал
  Был фоном для Харона.
Мы плыли без конца…
Следивший за часами
Напоминал птенца,
Вилявшего ногами.
  Стрелки бешенно вертелись,
  Час за часом, день за днем…
  Тлело сердце мертвом теле
  Мрачный мчался водоем.
Не приехать… не приехать!..
Бесконечно повторял
Устрашенным, черным эхом
Восставал забвенья вал.

Кобе, Япония.

«Иные лики искарежены страстьми…»

Op. 11.

Иные лики искарежены страстьми,
Где тень насурмлена огней желаний.
Зовут они, стучат костьми
И маркой уродов тиранят.
 И что бы ни было зажато пальцах их:
 Смычек, или резец, иль анархиста бомба
 Они кричат и славят адский сдвиг
 Их мысль обломки в катакомбах.
Летают искры бешенной заботе
И, озарив на миг пугливо темноту.
Еще причудливей сминают в ночи сводах
Фанатиков толпу.

Мысли в вагоне американского экспресса

Op. 12.

Запах кокса мне напомнил
Древних рощ, сгоревших, травы,
Сумрак синий, очерк томный,
Где катилось это славы,

* * *