Энтелехизм

Россия без устали только равнина:
С пригорка в долинку, опять бугорок…
И так бесконечно, А моря помину.
Не виден синеющий где то кусок.
  Равнина волнами живет по наслышке.
  Ветрило волнует верблюдам горбы
  И только под стрехой соломенной вышки
  Услышишь морские завывы трубы.
Огонь путеводный в окрайной избушке,
У бабы гульливой в дорожную темь
Блеснет мимолетной винтовочной мушкой.
Как сказочный терем…
  Над топью дорожной, жандармским разъездом
  Кабацкою удалью водочный штоф…
  Приветно мигает лукошка берестой
  Сквозь осень мокромох…
В России киты удивляют селенья:
Они под землею, в кошаре, в овсе…
А то не слыхали о рыбине вовсе
И ребра китовы – поленья…

Мысль о зиме

Op. 5.

На родине теперь пахнуло снегом первым
Колеса заменили легко дровни
Морозец благотворно действует на нервы
И движется и дышится проворней.
  Под вечер дым валит из труб столбами
  И снегохруст приятен слуху
  Старуха древняя прошамкает губами
  Кляня новизн житейскую разруху.
Отца далекая московская могила –
Под снегом первых дней затейницы буранной…
Для сердца моего каких велений сила
Под скатертью метелей самобраной?

1926

Отрывок

Op. 6.

Вставай! Рано! спит страна
Мужик греет овчину, барин шелка…
В России было невиданное: миллионы рабов.
Запрягшись в рыдваны везли поклажу
Кормленых бездельных распутных.
Везли без дорог, целиной.
Услаждая в пути яствами
Услаждая вином, бабьими ласками;
Громадны были гаремы в помещичьих гнездах:
Больше библиотек; не полки – кровати…
На них пышные красивым телом спали.
Шли к ним дворяне, шли к ним купцы.
Душу и тело отвесть даровщинкой.
Сколько было затей – зверя
Помещика, злобы издевки:
Он на конюшне порол, он издевался и в спальне.
Он без конца измывался над долею женской.
Князья: Аракчеев, Голицыны –
Лютые тигры; помещиц разнузданность лихо…
Время прошло… их прогнали избыли
Сожгли и тихо…
Строится новая жизнь, полная правды и смысла!.

Сухарева башня

Op. 7.

За переулком, переулок
Сожравши потрясенный мост,
Промчишься мимо меднобулок
Всегда сияющий и прост;
  А там на синей высоте
  Кружит твоя прямая стрелка
  На каждой времени версте
  Торчит услужливо горелка,
Чтобы студент иль забулдыга.
Бредя домой в рассветный час.
Мог разгадать времен интригу,
Когда последний свет погас;
  Когда над темью спящих улиц.
  Над тишью синих мостовых
  Смогла века она сутулиться
  Во имя дней совсем иных.

1912–1928.

Москва. Нью Норк.

Зима

Op. 8.