Эрдейский поход

Нет. Нет. И ещё раз — нет. И тут не только в павших дружинниках дело. Вспомнился разгромленный беженский обоз. Бесформенные маленькие комочки в наспех вырытой неглубокой могилке. Крест, сбитый из осиновых кольев.

— Нет, не хочу.

Щадить волкодлака он не станет, хоть бабой, хоть дитём пусть прикидывается.

— Но я хочу поговорить с ним… с ней…

Всеволод пристально всматривался в тварь, скидывавшую звериное обличье.

Последним менялось лицо… Морда… Лицо…

— О чём? — скривился Конрад. — О чём с ней разговаривать?

Всеволод всматривался… Нет, а ведь и правда! Верно ему показалось тогда, в самом начале. Было что-то в облике волкодлака… знакомое что-то было. Вытянутая по-собачьи, по-волчьи морда теперь становилась плоским лицом. И эти широкие скулы… и узкие глаза… и прядь слипшихся седых волос, что уже появилась из-под облезлой шкуры на голове.

— О чём, русич?

— Эту тварь не остановило слово степной колдуньи.

— Значит, не на всякого вервольфа то слово действует. А я предупреждал — полагаться надо на иное.

Тевтон шевельнул обнажённым мечом.

— … А ещё тварь похожа на… На половецкую ведьму — вот на кого она похожа!

— Что?

Конрад изменился в лице, отвернулся от Всеволода, склонился над…

— Иезус Мария! А ведь в самом деле!

… над раненной старухой, с которой окончательно сползла личина зверя.

Глава 20

— Она! — воскликнул тевтон. — Она самая! Ах ты ж, ведьма! А я ещё удивлялся — старуха древняя, а зубов полон рот.

Оборотень поднял голову. Но взглянул не на Конрада. Взглянула… И заговорила не с ним.

— Р-р-рас… пр-р-рас… пр-р-рости, ур-р-рус-хан. Пощ-щ-щади…

Степная шаманка, обретя человеческий облик, словно заново училась говорить. В словах старухи-волкодлака ещё явственно слышалось звериное рычание и скулёж. Лицо колдуньи исказило гримаса ужаса и боли. По грязным морщинистым щекам катились слёзы.

— Вытащ-щ-щи! — оборотень скосил узкие глазки на обломок копья, торчавший из дряблых ляжек.

Рана там уже запеклась — быстро, неестественно быстро, покрылась твёрдой тёмной коркой. Застывшая кровь схватилась, как обожжённая глина, как камень, оберегая рваные края плоти от осины. Волкодлаки — не упыри. Их кровь ближе к людской. Их кровь красная, когда жидкая и чёрная, когда спёкшаяся. Но серебро и осина не делает жидкую кровь человека твёрдой. У волкодлаков же выходит именно так.

И снова:

— У-у-у… — всё ещё скорее вой зверя, чем речь человека — Ума-а… умоляю-у, у-у-р-р-рус-хан, вытащ-щ-щи…

Конрад вступил между Всеволодом и старухой-оборотнем. Держа меч в правой руке, левой взял обломанный конец копейного древка.

Но не вырвал его из раны. Резко дёрнул из стороны в сторону, Шевельнул, расшатал. Треснула и посыпалась сухими комьями запёкшаяся кровь. Серебро и осина вновь коснулись волкодлакской плоти.

Тело, нанизанное на кусок сломанного ратовища, дрогнуло.

Крик — теперь уже самый настоящий человеческий крик — разнёсся в ночи. Истошный, жуткий — так кричала старуха, переставшая быть зверем.

— Зачем? — нахмурился Всеволод.

Действительно, зачем, если можно просто зарубить — и вся недолга?

— А чтоб посговорчивее была ведьма.

Конрад ответил по-русски. С чего бы? Чтоб половчанка тоже поняла? Хотя какая она там половчанка! Тёмная тварь из иного обиталища, просто приняла обличье степной шаманки. Но русский-то всё-равно знает.

— Ты прав, русич, с ней стоит побеседовать. Пока не издохла. И пока насажена на осину с серебром, — тевтон ещё раз дёрнул обломок копья.

Снова крик… Оборвавшийся хрипом. Волкодлак закашлялся, задышал тяжело, шумно, надсадно.

Всеволод поморщился. Нечисть, конечно, поганая, но кричит-то как человек и выглядит как обычная старуха.

— Не жалей её, русич, — Конрад искоса глянул на него. — То, что ты видишь перед собой — не то, что есть на самом деле. Это не человек. Это даже не половецкая язычница, не богопротивная ведьма. Это вервольф, познавший науку оборотничества. Вечно голодный зверь, хищник, живущий убийством — вот его истинная сущность. Остальное — обман, морок. А впрочем, нет, не так. Вервольф — хуже чем просто зверь, ибо вервольф имеет разум и хитрость человека. Днём он измышляет, как искать насыщения ночью. А ночью…

— Это ведь не первый твой оборотень, сакс? — перебил Всеволод.

Отвернулся.

До чего же неприятен был вид извивающейся старухи. Даже если не старуха то вовсе.

— Нет, не первый — сухо ответил Конрад. — Мне приходилось сталкиваться с их племенем раньше. В самом начале Набега. Вплотную сталкиваться приходилось. И кое-что об этих тварях я знаю не понаслышке. Многие ошибочно полагают, что колдуны и ведьмы способны обращаться в зверя. Только всё обстоит иначе. Вервольф — зверь изначально. Однако, зверь мыслящий и способный стать человеком. Но для этого зверю нужна колдовская сила человека.

— Зверю? Колдовская сила? Человека? — озадачено повторил Всеволод.

— Именно. Хоть немного, хоть малая толика. А обретает её вервольф просто. Пожирая обладателей этой силы.

— Погоди, Конрад. Разве волкодлаками движет не голод?