Эрдейский поход

Первым делом Конрад нашарил и цапнул меч — обронённый клинок лежал рядом, под рукой. Затем с кряхтеньем приподнялся, привалился спиной к неровной истрескавшейся стене пещеры, снял шлем, ощупал голову. Повёл глазами по сторонам. Заморгал, видимо тоже приспосабливаясь к ночному зрению. Лишь потом ответил.

— Цел. Вроде как. Булавой меня что ли?

— Не-а, камнем задело.

— Что тут было-то?

— Что было — то уж минуло.

Взгляд немца задержался на отрубленной голове с куском бармицы в зубах.

— Нахтцерер всё-таки? — пробормотал Конрад.

— Угу. Упырь. Идти можешь?

Рыцарь встал, придерживаясь за стенку. Отцепился от камня. Пошатнулся. Но на ногах устоял.

— Могу.

— Дорогу к выходу найдёшь?

— Да уж не один ты тут глазастый такой, русич, — буркнул тевтон. — Я тоже в темноте, слава Богу, не слепой.

— Ну, раз так — иди. Я остальных проверю. Может, ещё кто уцелел.

Тевтон спорить не стал. Тяжело ступая, Конрад направился к выходу. Всеволод быстро осмотрел растерзанные тела. Не особо, впрочем, надеясь на чудо. Чуда и не произошло. Можно было не искать: живых здесь больше нет. Никого. Люди после таких ран не выживают.

А нелюди?

Всеволод поднял за длинное оттопыренное ухо голову упыря. Вот теперь голова была мёртвой. Самой, что ни на есть. По-настоящему. Он стряхнул с клыков кольчужный клок. Нужно будет показать Золтану. Череп волкодлака шекелисский сотник видел, теперь пусть полюбуется на упыриный. Да и русским дружинникам посмотреть не мешало бы. Чтоб знали, с какими тварями впредь придётся иметь дело. И покойников надо вынести. Ратников Золтана хотя бы. Схоронить…

Глава 36

Луку и Илью Всеволод послал обратно под хребтом-седловину — за остальной дружиной. Конрад пришёл в себя быстро. С невозмутимым видом, будто и не лежал он давеча без памяти, сакс точил меч о камень. Бранко тоже особо не волновался: волох тщательно соскребал с накидки грязь и засохшую кровь. А вот Золтан, похоже, надломился.

Начальник перевальной заставы сидел над телами убитых угров и молчал. Молчал с тех самых пор, как шекелисов вытащили из пещеры. То, что от них осталось, вытащили… Четырнадцать трупов. Золтан не отвечал на вопросы, ни о чём не спрашивал сам. Просто сидел. Просто смотрел. Просто молчал.

Порой его взгляд соскальзывал с мёртвых соратников в сторону — на отрубленную упыринную голову. Белёсая, почти безволосая, в чёрной крови и жёлтой пене она лежала под скалой — у входа в пещеру. На самом солнцепёке. Яркие лучи дневного светила, губительные для кровопийц тёмного мира, делали своё дело.

Голова потекла, извергая жуткую вонь. Бледная кожа темнела и слезала буквально на глазах. Клочьями. Плоть под кожей пузырилась. Наросты-бородавки покрывались язвами, а из лопнувших трещин сочилась и быстро испарялась чёрная жижа. На облезшей макушке уже виднелась кость. Но со временем истает и она. Станет мягкой, податливой. Потом исчезнет вовсе.

Упыри не переносят солнца. Ни живые, ни мёртвые. Солнечные лучи делают с ними то же, что и серебро. Быть может, не так быстро, однако так же верно.

Как долго будет длиться процесс разложения? На этот вопрос Всеволод ответить не мог. Никогда прежде ему не доводилось наблюдать за упырём, лежащим под солнцем. Конрад лучше разбирался в подобных вещах. И немец уверял, что через несколько дней от головы не останется и следа.

Золтан Эшти молчал.

Голова твари текла и смердела.

— Золтан, — Всеволод подошёл к шекелису. Тронул за плечо. — Хватит горевать. Пора схоронить убитых и…

— И что? — угр поднял глаза. В них были тоска и отчаяние. — Что потом, русич?

Золтан снова покосился на голову твари:

— Что? Если ЭТО будет хозяйничать по всему Эрдею, если ЭТО подойдёт к перевалу?

— Вообще-то, ЭТО уже хозяйничает на землях Семиградья, — проворчал Конрад. — И, считай, что ЭТО уже стоит под твоей заставой, Золтан Эшти. Нахтцереры не бродят в одиночку, как вервольфы. Раз уж мы наткнулись на одного, значит, где-то поблизости прячутся от солнца и другие. Возможно, в соседних пещерах. И сколько здесь таится кровососущей нечисти, можно только гадать. Думаю, уже этой ночью они поднимутся на перевал.

— Одна тварь играючи перебила десяток хайдуков, — задумчиво проговорил шекелис. — Да что там хайдуки! Каждый мой воин в бою стоит пятерых разбойников. Но проклятый стригой справился и с ними. Со всеми! Он поверг опытного рыцаря, обученного драться с нечистью…

— Меня сбил камень, — недовольно буркнул Конрад, — Это случайность.

— … и он чудом не добрался до тебя, русич.

Чудом? Всеволод вспомнил последний бросок упыря. Покалеченного, безрукого уже, но с оскаленной пастью. Да, наверное, чудом. Если бы не вовремя выставленные остриями кверху мечи… Его ведь, действительно, могли загрызть в этой схватке. Запросто. И даже серебро на доспехах не остановило бы израненную обезумевшую тварь.

— Я предупреждал тебя, Золтан, — негромко произнёс Всеволод, — одолеть нечисть будет не просто. Но кто сказал, что это невозможно?

Всеволоду очень хотелось, чтобы последние слова прозвучали уверенно. Как получилось на деле? Он не мог слышать себя со стороны…