Эрдейский поход

Поднял глаза вверх. А солнце — в зените. А полдень уже. Полдня потрачено, а от заброшенного города они ещё не удалились ни на шаг.

— По коням, — хмуро приказал Всеволод. — Выезжаем.

Глава 48

Тягостно было после такой ночи ехать по тесным обезлюдевшим улицам, слушать скрип распахнутых дверей и смотреть в темноту безжизненных окон-глазниц, что пялились с обеих сторон.

Всюду виднелись следы бегства. Панического. Спешного. Разбитая посуда, затоптанное тряпьё, застрявшие в канавах и брошенные на улице возы с барахлом. Трупов, слава Богу, не встречалось. Расторопные горожане, похоже, успели покинуть Сибиу-Германштадт до появления первой твари. Но нашли ли они спасение?

Русские дружинники и татарские лучники подавлено молчали. Лошади — и то не всхрапывали. Только глухой стук копыт по засохшей грязи отражался от обшарпанных стен пустых домов.

Когда добрались до рыночной площади, Рамук, трусивший подле коня Золтана, вдруг встал как вкопанный. Принюхался, ощерился, поджал уши, глухо зарычал. Хозяин пса придержал коня, тронул висевшую у пояса саблю. После минувшей ночи, Золтан сменил прямой русский меч с серебряной насечкой на более привычный изогнутый клинок, снятый с убитого татарина и тоже густо украшенный серебром.

Взмахом руки Всеволод остановил отряд. Повернулся к шекелису:

— В чём дело, Золтан?

— Рамук кого-то чует, — озабоченно отозвался угр.

Заозирался, заёрзал в седле.

— Кого? — спросил Всеволод, — Кого почуял твой пёс?

— Я-то почём знаю! Нечисть, небось, где-то от солнца прячется.

Нечисть? Где?

Широколобая собачья морда была обращена к большому каменному зданию с редкими узкими и забранными решёткой окошками в толстых стенах. Пёс не отводил глаз от приоткрытой двери. Дверь была низкая, массивная, окованная железом, с малюсеньким треугольным смотровым отверстием, с большим железным кольцом посерёдке, и с торчащим наружу краем добротного засова.

— Что там, Золтан? В том доме?

— Да ясно что. Городская тюрьма. Вон и столб позора у входа? И цепи для колодников.

В самом деле… Бранко именно сюда, на рыночную площадь, показывал со стен, когда предлагал занять оборону в порубе. Действительно, неподалёку от входа в узилище на крепко сбитом помосте высился позорный столб. Толстое, грубо отёсанное бревно. К бревну прикреплены железные кольца. С помоста свисает несколько ржавых цепей. На трёх — разомкнутые колодки. Развлеченьице для рыночной публики. И развлечение, и назидание… Сейчас, правда, прикованных колодников здесь не было. Ни живых, ни мёртвых. Но вот тюрьма, судя по поведению Рамука, не пустовала.

Очень интересно… Такие поруба укроют и от солнца днём, и от тёмных тварей — ночью. Бранко был прав — не простая это тюрьма Настоящая крепость стоит у рыночной площади. Кто-то, видимо её и использует в этом качестве. Только когда — днём или ночью?

Если днём — почему дверь не заперта? Почему хотя бы не закрыта плотно? Если ночью — почему не выходят на свет люди?

— Нечисть, говоришь, прячется? — пробормотал Всеволод.

Шекелис оценивающе смотрел на толстые крепкие стены и узкие окна.

— Может, нечисть, а может…

— Человек?

Жаль, Рамука не спросишь…

— Какой человек?! Откуда здесь взяться человеку?! — Конрад, досадующий на очередную задержку, подогнал к ним коня. — Там, где прошли нахтцереры, людей нет и быть не может.

— Упыри прошли и мимо Серебряных Врат, — резонно заметил Всеволод, — Но там, я, надеюсь, ещё остались люди. Почему же здесь не может случиться того же? За этими стенами вполне можно укрыться от тварей.

— И что? Даже если, в темницах Германштадта брошены узники, даже если до них не добрались вервольфы и нахтцереры, все они давно должны были умереть от голода и жажды.

— Я говорю не об узниках. А о том, кто по доброй воле остался в этом городе.

— По доброй воле? Здесь?

— Именно! И я хочу узнать кто остался. И почему.

— Русич! — кажется, хладнокровный сакс начинал терять терпение. — Нам нужно спасать мир, а не забившихся по щелям поселян и бюргеров.

— Вообще-то мир как раз из них и состоит, — хмыкнул Всеволод.

— Мы зря теряем время.

— А может и не зря. Я хочу проверить узилище, Конрад. Не такое уж оно и большое, так что надолго мы здесь не задержимся.

— Я займусь! — вызвался Золтан. Соскочил с коня, потянул из ножен саблю. — Если там человек — найду и выведу, если нечисть — изрублю в капусту. Возьму Рамука и своих ребят прихвачу. А если и ты, русич, дашь с полдесятка дружинников — в два счёта управимся.

— Не дам, — хмуро ответил Всеволод. — И тебя с твоими шекелисами не пущу. Ни к чему рисковать понапрасну — и так уже уйму народа потеряли. Пойду с Рамуком сам. Загляну, проверю и вернусь.

— Не-а, сам не пойдёшь, — осклабился Золтан. — Рамук тебя слушать не станет.

— Ладно, — вздохнул Всеволод. — Пошли вместе. Только собаку вперёд пусти.

Золтан кивнул, что-то коротко и резко приказал псу. Рамук стрелой сорвался с места. Тихо, скрытно — без рычания, без шума — метнулся через рыночную площадь. Скользнул в приоткрытую дверь поруба.

Исчез во мраке.

Всеволод и Золтан, звеня доспехами, побежали за собакой. Но вовремя добежать не успели.