Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков

Йозеф К., банковский служащий, однажды утром, едва встав с постели, арестован стражами, посланными таинственным судом. Но в чём его вина? Вина Йозефа К. в том, что за ним нет никакой вины. Если невиновность юного героя романа Америка подтверждалась его отказом понять мир и принять в нём участие, в Процессе герой, будучи невинным, должен сделаться виновным, то есть должен вступить в мир. Герой Кафки всегда чист и невинен, тогда как вершащая над ним суд инстанция всегда грязна и продажна. Именно в этой горделивой невинности перед лицом грязного мира и виновны его герои. Дело в том, что сам Кафка, по причине бесплодия и своей неспособности любить, как он признаётся в Дневниках – отказавшись вступать в брак и иметь детей, он сознаёт, что исключает себя из мира – создаёт для себя суд, который должен покарать его.

Такое осознание просвечивает в рассказе Молчание сирен: если пение сирен переворачивает людей, маня их обольщениями и соблазнами мира, Кафка знает, что он, новый Улисс, может побороть это пение – ведь его добродетель, его «бесчеловечная чистота» защищают его от этих опасностей. Но именно тот факт, что для него сирены не поют, делает его виновным: молчание сирен – это знак его вины. Его абсолютная чистота и одиночество делают его чуждым обществу людей. И именно за эту свою «бесчеловечность» Йозеф К. умирает не как человек, но «как собака». Теперь, если Превращение – это рассказ о пассивности человека перед лицом вторжения в мир абсурда, Процесс, в свою очередь, указывает путь, невозможный путь, человека в сторону смысла. Эти «поиски» главного героя представлены как раз параболой Перед законом, введённой в предпоследнюю главу романа, и значение этой параболы таково, что сам роман должен читаться именно в её перспективе⁶.

Глава называется В соборе, и именно в соборе, куда вошёл Йозеф К., чтобы встретиться с одним человеком, священник расскажет герою параболу «о поселянине». В соборе царил мрак, и света от нескольких зажжённых свечей «для освещения алтарной живописи… было недостаточно, он только усугублял темноту» (Рг, 195). И когда Йозеф К. подошёл к картине в алтаре, перед которой «колебалась лампадка», именно она мешала видеть картину (там же). Внезапно он услышал, как прогремел голос священника, позвавший с маленькой низкой кафедры «Йозеф К.!» (Рг, 199). Приказанию священника приблизиться он подчинился, но тот заставил его подойти так близко, что «ему пришлось откинуть голову, чтобы видеть священника» (Рг, 200).

Что всё это значит? Истина, как произведение искусства, является (на свет) лишь постольку, поскольку в то же самое время она скрывается (во мраке), и мы можем уловить её, только если наше приближение к ней является одновременно и удалением от неё (откинутая назад голова). В конечном счёте: Кафка говорит о содержании параболы и романа – это поиски Закона, которые вместе с тем являются и поисками истины – и в то же самое время о том, как нам следует читать эту параболу и, в более общем смысле, его роман. То, что должно быть исключено – это возможность общего видения: оставаясь извне, не будучи вовлечёнными, как если бы речь шла об «альбоме городских достопримечательностей». И не случайно именно такой альбом Йозеф К. держит в руках в тот момент, и священник говорит ему «бросить его» (Рг, 201).

Отношение света и тьмы вновь появляется в других моментах Процесса. Так, в ателье художника Титорелли Йозеф К. замечает портрет «не совсем готовый». На нём изображён судья, «чернобородый толстяк с пышной, окладистой бородой, закрывавшей щёки;… судья и тут словно в угрозе приподымался на своём троне, сжимая боковые ручки» (Рг, 137). Позади судьи виднеется, как едва различает Йозеф К. – ведь работа не закончена – «длинная фигура, стоявшая за высокой спинкой кресла». «Это Правосудие», говорит художник (там же). Йозеф К. и в самом деле замечает, что у фигуры повязка на глазах и чаши весов, но ещё видит, что у неё «крылышки на пятках». Собственно говоря, говорит художник, «это богиня правосудия и богиня победы в едином лице» (там же). Внезапно художнику приходит охота поработать над картиной в присутствии Йозефа К., и тот видит

как… вокруг головы судьи возник красноватый ореол… Постепенно игра теней образовала вокруг головы судьи что-то вроде украшения или даже короны. Но вокруг фигуры Правосудия ореол оставался светлым, чуть оттенённым, и в этой игре света фигура выступила еще резче, теперь она уже не напоминала ни богиню правосудия, ни богиню победы; скорее всего, она походила на богиню охоты. (Рг, 138-39)