Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков

Повязка на глазах богини Правосудия означает не только то, что она не видит, но также и то, что её тоже не могут видеть. Из-под повязки взгляд не проникает, но за ней он и прячется; однако, верно и то, что прячась – он проявляется. Так, богиня Правосудия с повязкой на глазах является богиней Охоты, которая не «карает» своих жертв, но, тем не менее, их преследует. И как для богини Охоты безразлично, виновна или невиновна её жертва, так и в процессе над Йозефом К. речь не идёт о том, чтобы установить виновность или невиновность подсудимого. К тому же, о том, что устроенное судом в отношении Йозефа К. является самой настоящей охотой, явным образом упоминается одной из героинь романа, которая, узнав, что Йозеф К. направляется в собор, восклицает: «Тебя затравили!», и он повторяет сам себе: «Да, меня затравили!» (Рг, 194).

Именно в соборе, с рассказом параболы «о поселянине», произойдёт кульминация этой самой «охоты» со стороны Правосудия с повязкой на глазах. Йозеф К. должен выслушать параболу и должен её истолковать: на карту поставлена его жизнь. Но игра света и тени, которая внутри собора позволяет и вместе с тем не даёт видеть, отражается внутри самой параболы. Йозеф К. настолько «торопится» – мотив торопливости, нетерпения часто появляется в романе – «увидеть», прийти к немедленному заключению, что не понимает, что «истина» открывается лишь будучи скрытой, что образ – любой образ – требует видения, которое будет также и не-видением. Вместо этого игра света и тени сбивает его с толку, утомляет его глаза, простёртые в поисках видения «по ту сторону» поверхности вещей, не отдавая себе отчёта, что именно отражение этого чередования света и тени придаёт поверхности наибольшую «глубину». Так Йозеф К. попадает в «ловушку» богини с повязкой на глазах, являющейся ещё и богиней Охоты.

Дело в том, что Йозеф К. не может не дать толкование параболе, не отдавая себе отчёта, что она как таковая – то есть, собственно парабола – в своей парадоксальности исключает всякое логическое толкование. Его обманет сама попытка толкования, поймает его в «ловушку» и исключит его из истины и из жизни. В самом деле – парабола, как и жизнь, должна приниматься смиренно, во всех её противоречиях, без притязаний дать им какое-то логическое объяснение. Как мы уже видели в отношении параболы Перед законом, которая при том та же самая, что рассказывает священник Йозефу К., – дверь уже «открыта», а значит нет никакого «по ту сторону», о котором закрытая дверь, напротив, могла бы заставить задуматься. Но поселянин, как и Йозеф К., не отдаёт себе в этом отчёта, и продолжает задавать вопросы – как если бы противоречия, находящиеся перед ним, могли бы разрешиться – чтобы уловить за ними суть, истину, смысл Закона.

В этом отношении особенно важно то, что Кафка замечает на одной из страниц своих Дневников: «Почему бессмысленны вопросы? Жаловаться – значит задавать вопросы и ждать ответа. Но на вопросы, которые не отвечают сами себе при возникновении, никогда не получить ответа. Между вопрошающим и отвечающим нет расстояний. Никаких расстояний преодолевать не надо. Потому вопросы и ожидание бессмысленны» (Diari, 539). Дело в том, что в тот самый момент, когда человек ставит перед собой проблему жизни, он исключает самого себя из жизни: именно это показывают нам эта парабола и Замок. Едва священник закончил рассказывать историю, Йозеф К. восклицает: «Значит, привратник обманул этого человека!» (Рг, 205). То есть, в параболе и в самом деле речь идёт о проблеме обмана, но поселянин не обманут, как и не обманут Йозеф К. в процессе, который ведётся против него. Не случайно священник говорит ему: «У тебя неверное представление о сущности дела. Приговор не выносится сразу, но разбирательство постепенно переходит в приговор» (Рг, 201).

Дело в том, что в параболе не уделено внимания проблеме отношения между невиновностью и виновностью, и как и поселянин, который ни виновен, ни невиновен, так и Йозеф К., настаивая на желании истолковывать происходящие с ним события в рамках этого отношения, заслуживают в упрёк от священника такие слова: «Неужели ты за два шага уже ничего не видишь?» (Рг, 202). Тогда точно таким же образом должны быть отброшены те религиозные толкования, которые видят в основе произведения Кафки идею о том, что человек всегда был и всегда остаётся виноват перед Богом. Именно попыткой толкования парабола завлекает в ловушку: в ожидании ответа и поселянин тоже выказывает, что «за два шага ничего не видит» перед собой.