Читаем Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков полностью

Йозеф К. утверждает, что поселянин обманут, потому что он видит логическое противоречие между запретом привратника: «сейчас тебе войти нельзя» и финальным откровением: «эти врата были предназначены для тебя одного». Но священник замечает, что между двумя эти моментами не только нет противоречия, но даже существует связь: «первое объяснение уже ведёт ко второму» (Рг, 206). В самом деле, привратник не говорит поселянину, что тот ошибся дверьми, как не говорит и того, что тот никогда не сможет войти; из этого следует закономерность заключения: запрет привратника касается лишь настоящего момента и влечёт за собой приглашение подождать, символизируемое предложением скамеечки. То есть, это были врата, предназначенные для поселянина. Дело в том, что Йозефу К. не удаётся сойти с логического взгляда на противоречие, взгляда с точки зрения истинного и ложного. Священник же приглашает его не принимать как истинное то или иное толкование, поскольку таким образом возникает всегда неверное представление о тексте, тогда как «вовсе не надо все принимать за правду, надо только осознать необходимость всего» (Рг, 211). Но тогда – заключает Йозеф К. – «ложь возводится в систему» (там же).

Взгляд с точки зрения логики не позволяет Йозефу К. проникнуться духом Закона, и это становится орудием для его обвинения. Вина поселянина – это и вина Йозефа К.: она заключается в вопрошании, в желании «сейчас же» познать истину. «Не сейчас» привратника означает, что это обман, на который попадается человек, когда не отдаёт отчёта, что Закон – как жизнь: она не может быть познана, но можно только жить в ней, принимая её в своей парадоксальности, в своей «необходимости», а вовсе не в своей «правде». Ведь и привратник также необходим, поскольку он «причастен к Закону» и, как таковой, «суду человеческому не подлежит». Вопрошание, чтобы избежать обмана, заставляет человека попасться на обман ещё больший – обман вопрошания, не получающего ответа, вопрошания, находящегося в бесконечном ожидании, конец которому может положить только смерть, как в случае поселянина, или усталость Йозефа К., о котором как раз говорится, что «слишком он устал, чтобы проследить все толкования этой притчи» (там же).

Таким образом, как поселянин, так и Йозеф К., терпят неудачу в попытке войти в «открытую дверь», терпят неудачу в «логических» поисках истины – так как не понимают, что истина открывается именно в своей скрытости. То есть, в конечном счёте, Кафка наводит нас на мысль, что попытка познать окончательный смысл текста и мира – это обман, и его можно избежать, только принимая во всей их парадоксальности как текст, так и мир. Это означает, что мы можем оставаться по отношению к ним, тексту и миру, всегда и только «внутри» вместе с «извне». Именно потому, что он не принял Закон в его «абсурдности», и поставил себя «вне» мира и людей, которых видел как марионеток в театре жизни, Йозеф К. будет убит «как собака» (Рг, 218) двумя господами «в сюртуках, бледными, одутловатыми, в цилиндрах, словно приросших к голове», которые не случайно показались ему «старыми отставными актёрами» (Рг, 213).

4. Парадоксальность параболы

С помощью Процесса Кафка попытался разрешить проблему вины, которая в Превращении представлялась неискупимой. Но роман потерпел неудачу в своих поисках возможности раскрыть с помощью средств логики, которые берёт на вооружение Йозеф К., обман Закона, перед которым мы виновны. Сама незавершённость Процесса, невозможность заключения, свидетельствует об этой неудаче. Зародившийся как толкование параболы Перед законом, роман заканчивается на этой же параболе, которая своей логической необъяснимостью хочет сказать Йозефу К., что всё ложь, обман. Так, Йозеф К. сам приговаривает себя, как приговаривает себя к спасительному бессилию тот же Процесс: его попытка толкования параболы заканчивается констатацией факта: то, что «показывает» парабола, роман «сказать» не в силах. Не случайно в одной заметке, поднимающей проблему – главную для него – отношения между романом и рассказом, Кафка писал, что всякий подлинный рассказ – а парабола является рассказом – «несёт в себе свою сложившуюся организацию, пусть ещё и не совсем развившуюся» (Diari, 592).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэзия как волшебство
Поэзия как волшебство

Трактат К. Д. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) – первая в русской литературе авторская поэтика: попытка описать поэтическое слово как конструирующее реальность, переопределив эстетику как науку о всеобщей чувствительности живого. Некоторые из положений трактата, такие как значение отдельных звуков, магические сюжеты в основе разных поэтических жанров, общечеловеческие истоки лиризма, нашли продолжение в других авторских поэтиках. Работа Бальмонта, отличающаяся торжественным и образным изложением, публикуется с подробнейшим комментарием. В приложении приводится работа К. Д. Бальмонта о музыкальных экспериментах Скрябина, развивающая основную мысль поэта о связи звука, поэзии и устройства мироздания.

Александр Викторович Марков , Константин Дмитриевич Бальмонт

Языкознание, иностранные языки / Учебная и научная литература / Образование и наука