(А) Дескриптивный (описательный) аспект. Как и можно ожидать, одна из сильных сторон программы, предложенной Шюсслер Фьоренцой, - исторически продуманная экзегеза. Ее реконструкция роли женщин в ранней церкви стала предметом серьезного изучения со стороны других ученых (даже тех, кто не разделяет ее подход). И сейчас уже невозможно отрицать: женщины играли гораздо большую роль в распространении благовестия, чем это признавала христианская традиция. Правда, время от времени Шюсслер Фьоренцу увлекает полет фантазии, но причина тому - ее нескрываемое желание заполнить лакуны в наших скудных свидетельствах «историческим воображением». В конце концов, так поступают, в большей или меньшей мере, все историки. Воображению исследовательницы можно довериться не всегда: возьмем хотя бы ее утверждение, что «первым христианским богословием была софиология»! Однако большей частью она основывается на детальном экзегетическом анализе. Тем, кто с ее реконструкцией не согласен, придется сойтись с ней в поединке именно на том месте, которое избрала она, - на поле серьезной экзегезы.
Конечно, не со всеми ее экзегетическими суждениями легко согласиться. Одна из наиболее странных ошибок Шюсслер Фьоренцы - неоднократное заверение читателя, что «греческое новозаветное представление об «экклесии»» относится к «публичному собранию свободных граждан, которые собираются для определения общинного, политического и духовного благополучия своего и своих детей»
[288]. Это точное определение того, что экклесия означала в греческом полисе, но никуда не годится в качестве интерпретации новозаветного термина, описывающего христианское собрание[289]. Ни один новозаветный автор не считает экклесию собранием людей, которые сходятся, чтобы решать свои дела. Экклесия - это община, вызванная к бытию божественной благодатью; как таковая, она принадлежит Богу и призвана повиноваться воле Божьей, изложенной в апостольском учении и апостольском примере, а не решать своекорыстные задачи в демократических процедурах. Апеллируя к греческому политическому смыслу термина «экклесия», Шюсслер Фьоренца получает возможность использовать его для обоснования права на самоопределение, которого она требует для ««экклесии» женщин». Однако такое словоупотребление из Нового Завета не вывести.И еще одна проблема. В толкованиях Шюсслер Фьоренцы бывает заметен перекос: она фокусирует внимание не на той Вести, которую хотели донести до читателей новозаветные авторы, а на второстепенных особенностях и малых мотивах. Например, она выхватывает из нескольких евангельских текстов косвенную критику патриархии и рассматривает ее в качестве одной из главных тем, при этом совершенно игнорируя тот факт, что в центр христианского провозвестия евангелисты ставят смерть Иисуса. Впрочем, не будем забывать: в отличие от Барта, Шюсслер Фьоренца не стремится дать сочувственное изложение Вести новозаветных авторов. Она делает критическую переоценку, она устраивает текстам перекрестный допрос, чтобы восстановить скрываемые воспоминания о женщинах. Ее интересует не столько смысл канонических текстов, сколько стоящий за ними исторический опыт. Поэтому вышеупомянутый экзегетический перекос - не результат плохого толкования, а результат подхода к тексту с определенным набором вопросов и использования экзегезы в качестве инструмента для поиска ответов на эти вопросы. Когда она применяет экзегетические методы в своих собственных целях, то действует умело и тщательно. Из всех авторов, которых мы разбираем в главе 12, ее отличает наибольшая продуманность в рассмотрении сложных критических проблем, связанных с фоном и композицией Нового Завета.
(Б) Синтетический аспект. Можно было бы предположить, что феминистская реконструкция христианских истоков ограничится узким спектром тех новозаветных текстов, которые прямо упоминают о женщинах и их роли. Однако Шюсслер Фьоренца открыто отвергает такое ограничение. Феминистский взгляд на христианские истоки нельзя выработать, «анализируя только библейские пассажи о женщинах: подобный тематический анализ принимает за чистую монету андроцентрическую динамику и андроцентрические представления о реальности, присущие патриархальным текстам»
[290]. Соответственно, она анализирует Новый Завет в целом, утверждая, что феминистские критические критерии «должны быть применены ко