Этика Нового Завета

Однако, как мы уже видели, Шюсслер Фьоренца чрезвычайно избирательна в своем обращении с материалом внутри рассматриваемых текстов. Она уделяет особое внимание традициям, в которых можно вычитать намек на социальный эгалитаризм, и подвергает критическому анализу материалы, отражающие патриархальные нормы. Пассажи, не относящиеся к данной проблематике, она практически не обсуждает. Например, очень мало внимания уделяется рассказам о Страстях и воскресении, - разве что описанию в них роли женщин-учеников как первых свидетелей воскресения[292].

Существует ли для Шюсслер Фьоренцы своего рода канон внутри канона - ряд текстов, которые она считает богословски авторитетными? Сначала может показаться, что такой канон у нее есть:

Библейское откровение и истина присутствуют лишь в тех текстах и моделях интерпретации, которые при критическом анализе способны выйти за пределы своих патриархальных рамок и дать место представлению о христианских женщинах как об исторических и богословских субъектах и деятелях[293].

Однако на самом деле все новозаветные тексты, в той или иной мере, - «андроцентрические кодификации патриархальной власти и идеологии, которые не могут считаться явленным в откровении Словом Божьим»[294]. Соответственно, они должны быть «демифологизированы» с помощью феминистской критической герменевтики:

На мой взгляд, канон для богословской оценки библейских андроцентрических традиций и их последующих интерпретаций нельзя брать из самой Библии: его можно сформулировать лишь в борьбе женщин за освобождение от всякого патриархального угнетения... Этот личностно и политически отраженный опыт угнетения и насилия должен стать критерием пригодности библейских толкований и критерием утверждений о библейском авторитете[295].

Это означает, что ни один новозаветный текст не может считаться каноном в каноне. Лишь иногда сквозь «патриархализированные новозаветные тексты» можно уловить «проблеск эгалитарных... обычаев и богословия ранних христиан. Эти тексты - верхушка айсберга, показывающие, сколь богатое наследие оказалось для нас потеряно»[296].

Итак, Шюсслер Фьоренца сохраняет авторитет лишь за несколькими фрагментами. В их число входит, например, крещальная формула из Гал 3:28 («во Христе...нет ни мужчины, ни женщины») и эгалитарный призыв из Мф 23:8-9. Этот последний призыв она реконструирует, получая следующий текст:

А вы не называйтесь рабби, ибо один у вас учитель, все же вы - ученики. И отцом никого не называйте, ибо один у вас Отец, [все же вы - братья и сестры][297].

Таким образом, реальное средоточие авторитета - не канонический Новый Завет, а современная борьба женщин за освобождение, через которую можно увидеть сокрытый «айсберг» раннехристианского опыта. Фактический канон для Шюсслер Фьоренцы содержится в ее критической реконструкции «Иисусова движения» и допавлова эллинистического миссионерского движения.

Как Шюсслер Фьоренца обращается с текстами, которые противоречат ее реконструкции? Она подвергает их исторической экзегезе и идеологической критике. Например, о новозаветных домашних кодексах она пишет:

Ни один библейский текст, увековечивающий насилие против женщин, детей или «рабов», не может считаться божественным откровением. Иначе мы превратим Бога Библии в Бога насилия. Это не означает, что мы не можем проповедовать... по новозаветным домашним кодексам. Это означает, что мы должны проповедовать по ним критически, разоблачая их как тексты, призывающие к патриархальному насилию[298].

Описание Шюсслер Фьоренцой отрывков вроде Еф 5:21-6:9 как текстов, призывающих к насилию, очень спорно. Она видит их в таком свете, потому что в результате своей исторической реконструкции воспринимает подобную благожелательную патриархальность как репрессивное подавление более эгалитарной концепции первого христианского поколения. Кроме того, Шюсслер Фьоренца считает, что подобного рода тексты, независимо от интенции их автора, всегда использовались для угнетения женщин.

Важно отметить: Шюсслер Фьоренца не игнорирует Haustafeln, не подыскивает оправдания для их патриархального смысла и не пытается гармонизировать их с Гал 3:28. Вместо этого она подчеркнуто привлекает внимание к их патриархальному характеру («разоблачая их»), чтобы обнаружить «опасную память», которая позволит преобразить страдания и борьбу наших матерей и сестер в прошлом через революционную силу критически воспоминаемого прошлого[299]. Такова ее последовательная стратегия обращения с каждым новозаветным текстом, который противоречит ее критической концепции освобождения.