Впрочем, возможно, оценивать прагматический эффект герменевтических построений Шюсслер Фьоренцы пока рановато. Надо подождать одно-два поколения, пока феминистское богословие станет более зрелым и принесет плод в церковной жизни. Пока что Шюсслер Фьоренца нашла довольно мало последователей, которые желают серьезно заниматься научной критической экзегезой. Вместе с тем многие приветствуют ее идею, что современный опыт должен контролировать библейскую интерпретацию
[322]. Не вполне ясно, может ли последнее обстоятельство привести к чему-нибудь другому, чем к концу христианской Церкви или же глубокому расколу в ней. Чем больший богословский вес придается нынешнему опыту, тем труднее понять, с какой стати вообще нужно заниматься реконструкцией гипотетических воспоминаний о женской истории по древним текстам. Чем больше «Бог» отождествляется с божественным принципом внутри (женского) «я», тем меньше чувствуется нужда в благовестии об Иисусе из Назарета, которого когда-то почему-то казнили на кресте. (Интересно, что сказали бы обо всех этих разработках Прискилла, Фива и другие первые христианки, чьему вкладу Шюсслер Фьоренца уделяет такое внимание? Надо полагать, что они, будучи коллегами и соработниками Павла, проповедовали Весть о примирении человека с Богом через смерть Иисуса, а не богословие «самоутверждения»[323] через «самостоятельное решение духовно-политических вопросов».)[324]Однако, несмотря на серьезные оговорки относительно богословской и прагматической жизнеспособности герменевтики Шюсслер Фьоренцы, нельзя не отдать ей должное. Уже сам факт, что появилась необходимость в написании такой книги, как «В память о ней», - суровое обличение христианской традиции. Женщин в церкви часто угнетали и вытесняли на обочину жизни. Их история замалчивалась и забывалась. Своей мужественной «феминистской богословской реконструкцией христианских истоков», осуществленной с научной строгостью и герменевтической глубиной, Шюсслер Фьоренца заставила церковь и научный мир по-новому взглянуть на прошлое и признать свое соучастие в андроцентрическом искажении истории. В результате многие женщины набрались смелости и заново открыли свое достоинство как детей Божьих и служительниц благовестия. Более того, и перед женщинами, и перед мужчинами теперь появилась новая мечта - мечта о Церкви как «ученичестве равных».
Можно только радоваться, что Шюсслер Фьоренца ищет в Библии ресурсы для поддержки тех, кто «кормит голодных, исцеляет больных и освобождает угнетенных». Конечно, Библия давно выполняла эту роль, задолго до возникновения феминистской критической герменевтики. Опасность состоит в том, что подход Шюсслер Фьоренцы настолько сильно подорвет авторитет Нового Завета, что тот утратит свою освобождающую силу, а на идентичность церкви все больше будут влиять идеалы либеральной демократии и нынешние нужды. Однако потенциальный вклад ее герменевтики - в ее способности выявить новозаветное свидетельство: Бог может преобразить нас и создать общины, в которых женщины и мужчины несут совместное служение во Христе.
Глава 13. Как использовать тексты? Нормативные предложения
1. Резюме и нормативные размышления
Рассмотрев использование Нового Завета в этике Рейнхольда Нибура, Карла Барта, Джона Говарда Йодера, Стенли Хауэр-васа и Элизабет Шюсслер Фьоренцы, мы можем сделать некоторые суммарные выводы и выдвинуть нормативные предложения относительно того, как правильнее и плодотворнее всего строить христианскую этику по Новому Завет)'.
(А) Дескриптивная и синтетическая задачи: сравнение и предложения. Прежде всего очевидно: убедительных и продуманных результатов можно в большей степени ожидать от богослова, внимательно и обстоятельно вникающего в новозаветные тексты, чем от богослова, который читает их поверхностно и от случая к случаю. Серьезная экзегеза - обязательное условие для новозаветной этики. В данном отношении работы Барта, Йодера и Шюсслер Фьоренцы, опирающиеся на глубокий анализ новозаветных документов, заслуживают больше внимания, чем работы Нибура и Хауэрваса.