Евгений Онегин

For pranks or weakness of the dear... (That's all he knew in own world...)	Проказы, слабости случайной... Всего, что мой Онегин знал...
And no hope!... full of sadness, He now curses own madness.	Надежды нет! Он уезжает, Свое безумство проклинает -
In it immersed, he there quite The whole world again denied,	И, в нем глубоко погружен, От света вновь отрекся он.
And in his own study silent Remembered times, when after him	И в молчаливом кабинете Ему припомнилась пора,
Severe anguish, called a spleen, Was seeking in the world unquiet,	Когда жестокая хандра За ним гналася в шумном свете,
And took him by the scruff of neck And in a gloomy corner kept.	Поймала, за ворот взяла И в темный угол заперла.
XXXV	XXXV
Again promiscuosly he's reading... Has read all Gibbon and Rousseau,	Стал вновь читать он без разбора. Прочел он Гиббона, Руссо,
Manzony, Herder; was re-reading Madame de Stael, Bichat, Tissot,	Манзони, Гердера, Шамфора, Madame de Sta?l, Биша, Тиссо,
From Bade that sceptical was reading, With works of Fontanelle was meeting.	Прочел скептического Беля, Прочел творенья Фонтенеля,
Of Russian works he something read, Rejecting nothing for effect;	Прочел из наших кой-кого, Не отвергая ничего:
The almanacs and all the journals In which to us they lectures give,	И альманахи, и журналы, Где поученья нам твердят,
In which they all are cursing me; Some kinds of madrigals, not oral,	Где нынче так меня бранят, А где такие мадригалы
To me I met sometimes in them! E sempre bene, gentlemen! (37)	Себе встречал я иногда: Е sempre bene, господа.
XXXVI	XXXVI
And what?	И что ж?
His eyes the books were reading, But all his thoughts were far away;	Глаза его читали, Но мысли были далеко;
Desires, sorrows, some dreamings In soul crowded each day.	Мечты, желания, печали Теснились в душу глубоко.
To him among the lines all printed His eyes in spirit always hinted	Он меж печатными строками Читал духовными глазами
At other kinds of lines.	Другие строки.
To them He paid his all attention then.	В них-то он Был совершенно углублен.
They were some secret good traditions Of tender, shady old age:	То были тайные преданья Сердечной, темной старины,
The dreams, not bound with this day, The threats, the talkings and predictions,	Ни с чем не связанные сны, Угрозы, толки, предсказанья,