Философские арабески

У Гегеля в одном месте есть замечательная формулировка: «эмпирическое, взятое в его синтезе, есть спекулятивное понятие» (курсив Гегеля. История философии, Ⅱ). Не забудем, что «спекулятивное» здесь означает «диалектическое», не будем бояться слова, зная его значение в данном случае. Вот именно! Речь идёт о том, чтобы, синтезируя познание, эмпирическое познание отдельных сторон и форм бытия, синтезировать их в одно стройное целое, двинуться ко всеобщему, к Универсуму, с его универсальными связями, отношениями, законами. Но это и значит двинуться к философии, её современной и высшей форме, к философии диалектического материализма. Она не отдельная наука «в себе». Она вскрывает и формулирует самые общие, универсальные и глубокие законы и связи, и при том в них соотношении с особенным и единичным. Она «в снятом виде» включает все науки, как свои «моменты», а не стоит над ними, как прикрывающий их внешний колпак, внешняя форма. Более того, если материалистическая диалектика становится методом всех наук, т. е. если создаётся их методологическое единство, то внутри каждой науки, в любом её подразделении появляются аналогичные соотношения, идущие, так сказать, книзу. Между науками установится тоже своя связь и свои переходы, соответствующие тем связям и переходам, которые есть в реальном бытии. Диалектика проникнет тогда, фигурально выражаясь, в весь организм науки, что, несомненно, крайне поднимет её жизненный тонус. А объединение её с практикой раз навсегда излечит от идеалистического фантазирования, вырастающего на почве отрыва мыслительных функций и замыкания их «в себе», при вышелушивании из процесса мышления его конкретного жизненного содержания.

В одном месте у Гегеля признаётся (или проговаривается?):

«Мы именно стремимся познать природу, которая действительно существует, а не нечто несуществующее. Но вместо того чтобы оставлять её такой, какова она есть, и брать её такой, какова она поистине, вместо того чтобы воспринимать её, мы превращаем природу в нечто совершенно другое. Мысля предметы, мы тем самым превращаем их в нечто всеобщее; вещи же в действительности единичны, и львы вообще не существуют» (Философия Природы, Ⅱ[405]).

Браво! Но только здесь везде вместо «мы» нужно поставить «мы, идеалистические философы». Для материалистической диалектики, которая не думает заменять царя зверей его родовым понятием, «идеей», считать природу за труп, а за её «истину» — «идею», для материалистической диалектики такая ламентация[406] категорически излишня.

Естествоиспытатели часто боятся философии, как «метафизики». Но в «Диалектике Природы» Энгельс блестяще сформулировал мысль, что такие храбрецы оказываются обычно в плену отбросов философской мысли, ибо от проблем и вопросов, разрешаемых философией, отмахнуться нельзя: это — страусова политика, считать, что их не существует, это — testimonium pauperitas, свидетельство об интеллектуальной бедности, отнюдь не делающее чести его владельцам. В частности, многие пугаются мистики Гегеля, забывая, что не эта сторона у него важна. Конечно, когда какой-нибудь материалистически мыслящий ботаник или агрохимик прочтёт в «Философии Природы» такую, например, сентенцию[407]: «Это сохранение зерна в земле есть… мистическое, магическое действие, указывающее, что в нём есть тайные силы, которые ещё дремлют, поистине оно есть ещё нечто сверх того, чем оно является в своём наличном бытии…!!»[408], то у него зашевелятся волосы на голове. Весь этот мистический сор и мусор, конечно, нужно отметать. Но в законах диалектики, материалистически интерпретируемых, нет ни атома этой мистики. Здесь у Гегеля в перевёрнутой и извращённой форме дано реальное содержание, универсальные законы бытия. Недаром Гёте писал:

«…наблюдатели природы, как бы разно они вообще не мыслили, безусловно сойдутся в том, что всё, являющееся нам, представляющееся в виде феноменов, должно обнаружить либо первоначальное раздвоение, способное к раздвоению, либо первоначальное единство, которое может стать раздвоением»[409]…