Гарики на все времена (Том 1)

347

Судьба отнюдь не полностью и строго

во всем руководится небесами:
супруга нам даруется от Бога,
подруг должны разыскивать мы сами.

348

Ревнители канона и традиции

в любой идеологии и нации
усердно служат злу в его полиции,
преследующей жажду изменяться.

349

Мышлением себя не иссушая,

живу я беззаботно, как барсук,
то дьявола, то Бога искушая
соблазном разделить со мной досуг.

350

Он не был чванен и спесив,

под юбку в самом лез начале,
и что мерзавец некрасив,
они уже не замечали.

351

Послушно готов я гореть на огне,

но только в преддверье огня
Всевышний обязан ответствовать мне,
горят ли, кто хуже меня.

352

Отвергнувши все компромиссы,

черты преступив и границы,
евреи бегут, будто крысы,
и сразу летят, словно птицы.

353

Участь, приятель, заведомо ясную

наша планета готовит себе,
счастье, что жить в эту пору прекрасную
уж не придется ни мне, ни тебе.

354

Ах, любовь, хладнокровным ты — примус,

и становится мужествен трус,
даже минус, возлегши на минус,
от любви превращается в плюс.

355

Зря не верят в мудрость зада

те, кто мыслит головой:
жопа есть — ума не надо,
ибо ум у жопы — свой.

356

Попыткам осветить свою тюрьму,

несчетным видам веры — нет конца,
по образу и духу своему
творим себе мы вечного Творца.

357

И забытья похож восторг,

и обморочна дрожь,
и даже сам предсмертный стон
с любовным хрипом схож.

358

Когда мы пьем, бутылка честно

теплом покоя дарит нас,
и мир становится на место,
остановив безумный пляс.

359

Поток судьбы волочит нас, калеча,

о камни дней, то солоных, то пресных,
и дикие душевные увечья
куда разнообразнее телесных.

360

Боюсь, что еврея постигнет в тепле

разжиженность духа и крови:
еврейское семя на мерзлой земле
взрастает гораздо махровей.

361

Кормясь газет эрзацной пищей

и пья журнальный суррогат,
не только духом станешь нищий,
но и рассудком небогат.

362

Подумав к вечеру о вечности,

где будет холодно и склизко,
нельзя не чувствовать сердечности
к девице, свежей, как редиска.

363

Зачем Господь, жестокий и великий,

творит огонь, побоище и тьму?
Неужто наши слезы, кровь и крики
любезны и прельстительны Ему?

364

Душа моя, не внемля снам и страхам

на поприще земного приключения,
колеблет между Бахусом и Бахом
свои непостоянные влечения.

365

В музейной тиши галерей

случайным восторгом согретый,
люблю я, усталый еврей,
забиться в сортир с сигаретой.

366

Друзьям и нянькой, и сиделкой

бывал я бедственной порой,
моей души обильной грелкой
лечился даже геморрой.

367

Ум полон гибкости и хамства,

когда он с совестью в борьбе,
мы никому не лжем так часто
и так удачно, как себе.