Гарики на все времена (Том 1)

116

Искрение, честность, метание,

нелепости взрывчатой смелости —
в незрелости есть обаяние,
которого нету у зрелости.

117

Чем нынче занят? Вновь и снова

в ночной тиши и свете дня
я ворошу золу былого,
чтоб на сейчас найти огня.

118

Как никакой тяжелый час,

как никакие зной и холод,
насквозь просвечивает нас
рентген души — тюремный голод.

119

Нет, не бездельник я, покуда голова

работает над пряжею певучей;
я в реки воду лью, я в лес ношу дрова,
я ветру дую вслед, гоняя тучи.

120

Вот человек. Лицо и плечи.

Тверда рука. Разумна речь.
Он инженер. Он строил печи,
чтобы себе подобных жечь.

121

Не страшно, а жаль мне подонка,

пуглив его злобный оскал,
похожий на пса и ребенка,
он просто мужчиной не стал.

122

У прошлого есть запах, вкус и цвет,

стремление учить, влиять и значить,
и только одного, к несчастью, нет —
возможности себя переиначить.

123

Двуногим овцам нужен сильный пастырь

Чтоб яростен и скор. Жесток и ярок.
Но изредка жалел и клеил пластырь
на раны от зубов его овчарок.

124

Не спорю, что разум, добро и любовь

движение мира ускорили,
но сами чернила истории — кровь
людей, непричастных к истории.

125

Соблазн тюремных искушений

однообразен, прям и прост:
избегнуть боли и лишений,
но завести собачий хвост.

126

Пока я немного впитал с этих стен,

их духом омыт не вполне,
еще мне покуда больнее, чем тем,
кого унижают при мне.

127

До края дней теперь удержится

во мне рожденная тюрьмой
беспечность узников и беженцев,
уже забывших путь домой.

128

По давней наблюдательности личной

забавная печальность мне видна:
гавно глядит на мир оптимистичней,
чем те, кого воротит от гавна.

129

В столетии ничтожном и великом,

дивясь его паденьям и успехам,
топчусь между молчанием и криком,
мечусь между стенанием и смехом.

130

Течет апрель, водой звеня,

мир залит воздухом и светом;
мой дом печален без меня,
и мне приятно знать об этом.

131

Боюсь, что враг душевной смуты,

не мизантроп, но нелюдим,
Бог выключается в минуты,
когда Он нам необходим.

132

Везде, где наш рассудок судит верно,

выходит снисхождение и милость;
любая справедливость милосердна,
а иначе она не справедливость.

133

Вот небо показалось мне с овчину,

и в пятки дух от ужаса сорвался,
и стал я пробуждать в себе мужчину,
однако он никак не отозвался.

134

Я уношу, помимо прочего,

еще одно тюрьмы напутствие:
куда трудней, чем одиночество,
его немолчное отсутствие.

135

Не во тьме мы оставим детей,

когда годы сведут нас на нет;
время светится светом людей,
много лет как покинувших свет.

136

Неощутим и невесом,

тоской бесплотности несомый,
в тюрьму слетает частый сон
о жизни плотской и весомой.