Герман Лопатин

– Ты что же думаешь, мы тебя одними блинами угощать будем? Законы русские забыли? Пусть-ка они покомандуют пока в столовой, – он кивнул на женщин, – а я тебе показать должен…

– Да, да, – встрепенулся Лопатин, видно сразу догадавшись, о чем речь, и вышел из кухни вслед за бородатым.

4

– Вот, – сказал тот, доставая тяжелый том из книжного шкафа. – Ровно год, как издали.

Лопатин откинул толстый картон обложки.

На первом листе чернели буквы: «Капитал. Критика политической экономии. Сочинение Карла Маркса. Перевод с немецкого. Том первый».

Вот он, значит, их труд! Живой, ощутимый. Издан. Делает уже свою благородную, незримую работу!

Лопатин бережно листал страницы, вглядывался в строчки. Каждая из них, особенно в первых главах, была для него близка и полна великого смысла.

Вот над этой он долго ломал голову – надо было придумать для русского языка новый научный термин. Вот тут попросил Маркса сделать пояснение – оно набрано внизу мелким шрифтом. Об этом замечании они долго спорили с Марксом в один из сентябрьских дней под громадным куполом библиотеки Британского музея.

Здесь, на этой странице, три года назад пришлось прервать работу.

Завершил ее Николай.

Ни к одному из своих переводов не испытывал Лопатин такой привязанности, ни один из них не дал ему столько радости. И теперь он держал в руках готовый, напечатанный труд со смешанным чувством гордости и грусти. Он и сам не знал, отчего возникла грусть, но она была. Может быть, невольно думалось о том, что не довел до конца эту работу, что без него набирался и печатался на русском языке первый том этой книги.

– Твою фамилию пришлось снять, – сказал Николай. – Цензор заявил, что его прогонят, если он разрешит к печати труд, написанный одним смутьяном и переведенный другим. Ну, а своей я при такой ситуации тоже, как ты сам понимаешь, не оставил.

– Но как же все-таки удалось протащить через цензуру?

– О, это целая одиссея! Цензурный комитет долго думал, потом постановил: хотя книга и опасная и написана известным Марксом, печатать разрешить, так как изложение ее не может быть названо общедоступным, а, с другой стороны, способ доказательств облечен всюду в строго математическую форму; не многие это прочтут, еще меньше – поймут.

– Соломоново решение, ничего не скажешь, – рассмеялся Лопатин.

– Как бы там ни было, в выигрыше мы.

– А как продается?

– Отлично! Представляешь, как вытянулись рожи у членов цензурного комитета, когда они об этом узнали? Ну, да после драки кулаками, как известно, не машут.

– А как новые драки?

– Тебе уже не сидится?

– Насиделся. Пора за дело.

– В таком случае собирайся в Швейцарию.

– Зачем?

– Видишь ли, когда стало известно, что ты бежал, Лавров прислал письмо. Чайковцы затеяли издавать новый журнал. Он собирается быть редактором. Ну и помощники ему нужны.

– Предложение серьезное, но…

– Знаю, у тебя сразу тридцать «но». Вот ты их на месте с Петром Лавровичем и реши. Дело-то они и вправду затеяли нешуточное.

– Пожалуй, ты прав. Надо с ним встретиться. А когда ехать?

– Через неделю достанем тебе документы… Кстати, через неделю в Цюрих собирается Зина.

– Кстати. Кто она такая?

– По мнению очевидцев, жгучая красавица.

– Не дури.

– А ты не согласен?

– Я согласен…

– То-то же!

– Так кто же она?

– Зовут ее Зина. Девичья фамилия Коралли.

– Она замужем?

– Представь.

Николай не сводил с лица Лопатина лукавых глаз и, когда убедился, что тот не склонен продолжать эту тему, рассмеялся:

– Задело молодца?

– Пустой разговор.

– Почему пустой? Скинь косоворотку, смени сапоги, постригись по-человечески…

– Оставь, Николай.

– Одна деталь.

– Оставь, говорю.

– Нет, одну деталь я должен тебе все же сообщить.

– Ну?

– Своего мужа, офицера Апсеитова, она видела только раз, да и то на венчании.

– То есть как?

– А вот так. Брак у нее с ним фиктивный.

– Ты не врешь?

– Зачем мне врать? Это так же верно, как и то, что она решила фиктивно обвенчаться, дабы ее старомодные родители не мешали ей поехать в Швейцарию и учиться там на врача.

– Нет, правда?

– А неужто кривда? Не стану же я шутить с человеком, у которого глаза выскакивают.

– У меня выскакивают глаза?

– У тебя.

– Ничего подобного.

– Спроси вот у нее, – он кивнул на вошедшую Веру.

– Вера, это правда?

– Что?

– Что у меня глаза выскакивают?

Вера внимательно посмотрела на Лопатина.

– Учти, – помог брат, – он отъявленный конспиратор.

– Не он один. Но любого конспиратора выдают улики.

– То есть?

– Например, глаза.

– И ты против меня?

– Наоборот, я – за. Как только увидела твои глаза там, на кухне, сразу подумала, что я – за.

– А больше никто не увидел?

– Никто, – засмеялась Вера. – Пока никто. А там от тебя зависит.

5

На границе в таможне проверяли багаж.

Лопатин видел, как впереди у длинного низкого прилавка стояла Зина; содержимое ее чемодана взрыхлял пальцами таможенный чиновник. Производил он эту операцию ловко и даже с каким-то особенным изяществом: одной рукой поддерживал вещи, чтобы не сбить их в кучу, другой быстро шарил между ними.

Он щелкнул по дну и крышке чемодана и любезно улыбнулся Зине:

– Все в порядке, мадам. Извините, но наш долг…

И протянул ей закрытый чемодан.