Герман Лопатин

Тусси не сводила с Лопатина сияющих глаз.

Подошли Женни Маркс и Зина.

– Моя младшая дочь, – сказала Женни Маркс, заставив Тусси обернуться, – а это Зина, невеста Германа.

Тусси недоуменно посмотрела на Зину, протянула ей руку, потом перевела взгляд на Лопатина, и за это короткое время из глаз ее ушла радость, только улыбка держалась еще на лице.

– Поздравляю, – сказала она Зине, продолжая улыбаться. – Поздравляю, – сказала она Лопатину и, снова оживившись, но не в силах изменить выражение печали в глазах, громко спросила: – Обед сегодня парадный? Я так боялась опоздать! Ним, я помогу тебе накрыть на стол.

И выбежала из комнаты.

Лопатин посмотрел ей вслед, и невольная грусть сжала его сердце.

Новь 1878 год

1

Прошло еще три года.

Лопатин оставался за границей. Приезжал в Россию трижды, но ненадолго. Жил в Париже, в Лондоне, в Швейцарии (в Цюрихе училась Зина).

У них родился сын.

Временами всей семьей забирались в какую-нибудь альпийскую деревушку – в тишину, горный воздух, безлюдье.

Лопатин сажал сына на плечо, шагал по крутым тропкам и распевал песни. Маленький Бруно тонким голоском подпевал на трех языках – русском, немецком и французском. Он мало что понимал, но ему нравилось петь вместе с отцом.

Они рвали цветы и приносили Зине. Зина ставила цветы в глиняные кружки и в такие же кружки наливала сыну и мужу молоко.

В горах они пили козье молоко, ели овечий сыр и черный душистый хлеб. Варили похлебку из баранины – такую же, как готовили себе швейцарские крестьяне.

Перед сном сидели у дома, привалившись спинами к стене, на мягком возвышении из земли и прутьев (что-то вроде русской завалинки) и смотрели, как за темные зубья гор уходит солнце.

По утрам встречали раннее солнце, которое медленно вставало с родного далекого востока.

Лопатин возвращался с гор освеженным и азартно брался за дела.

Писал статьи, доставал на пропаганду деньги, помогал попавшим в беду товарищам, выступал на митингах, посылал Марксу и Энгельсу информацию о России.

Кроме того, переводил на русский язык книги по естествознанию и философии. Переводы устраивал Николай. Надо было зарабатывать на жизнь.

Исподволь, расчетливо и осторожно, готовил побег Чернышевского.

Но и на этот раз все рухнуло.

Поспешил Ипполит Мышкин.

Лопатин познакомился с ним за границей у Лаврова, подружился, посвятил в свой план. Как пять лет назад Лопатину, Мышкину показалось, что ждать преступно. Не рассчитав все до конца, втайне от Лопатина, он бросился в Сибирь, счастливо добрался в мундире жандармского офицера до Вилюйска, но там был заподозрен и схвачен.

Ему, правда, удалось бежать. Но Чернышевский остался в Сибири.

Лопатин был в отчаянии.

Предпринимать третью попытку было бы просто бессмысленно.

2

Тем временем правительство русского царя затевало политические процессы.

За пропаганду среди народа судили в 1877 году пятьдесят человек. В следующем – сто девяносто три.

Одним из них был брат Лопатина – Всеволод.

На фотокарточке, которую прислали Лопатину, была снята группа осужденных и среди них брат – заросший бородой, усталый, совсем не похожий на того веселого молодого студента, каким помнил его Лопатин по последней встрече.

Лопатин помог Энгельсу собрать материал об этом суде для европейской прессы.

В самый разгар суда был ранен московский градоначальник Трепов.

Стреляла молодая девушка Вера Засулич.

Незадолго до этого Трепов приказал высечь политзаключенного Боголюбова за то, что тот не снял перед ним шапку. Засулич выстрелила в Трепова, думая, что выстрел заставит жандармов прекратить зверства.

«Россия негодует, – думал Лопатин, – Россия стоит перед чем-то новым. Она ждет. Надо ехать туда. Слишком важны события. Надо видеть все своими глазами и, если потребуется, принять участие!»

3

– Ты ведь скоро вернешься? – спросила Зина.

– Нет, не скоро.

– Почему?

– Дел на этот раз будет больше.

– Но к Новому году приедешь?

– А если вы на Новый год – ко мне?

– Куда?

– В Петербург или в Москву.

– Ты с ума сошел.

– Нисколько. Нам вообще надо подумать о том, чтобы насовсем перебраться в Россию.

– Но как?

– Как все. Будем жить нелегально.

– Это опасно, Герман.

– Зато Новый год будем всегда встречать вместе.

– Я не хочу расставаться с тобой, ты знаешь, – она заглянула ему в глаза, – но я боюсь. Все время жить с оглядкой, вздрагивать… Я не привыкла к этому.

– Вздрагивать не надо, – он погладил ее волосы, – а привыкнуть можно ко всему. Да к тому же ты будешь жить совершенно спокойно. Мы снимем квартиру где-нибудь под Петербургом – в Павловске или Царском Селе. Ты не беспокойся, я сделаю все, как надо.

– А как же Бруно?

– Что Бруно?

– Как приучить его к тому, что отца и мать станут называть по-другому?

– Да, действительно, – Лопатин потер лоб. – Бруно!

Из другой комнаты пришлепал сын.

– Как меня зовут?

Мальчик молчал.

– Как зовут папу?

– Папа, – сказал Бруно.

Зина рассмеялась:

– Мы с тобой оба глупые. Разумеется, папа. – Она нагнулась к сыну. – А как зовут папу другие тети и дяди?

Бруно покрутил круглой головой:

– Дядя, который подарил лошадь, зовет Лопатин. А другой зовет Герман.

– Это какой другой?

Мальчик задумался.