Герман Лопатин

– У которого синяя борода.

– У кого же это синяя борода?

– Большая синяя борода.

– У людей синих бород не бывает.

– Нет, бывает.

– Это же Лавров! – не удержался от улыбки Лопатин, вспомнив, как рассказал сыну сказку «Синяя борода», а он потом говорил, что у Петра Лавровича такая же борода, только глаза не такие – добрые и в очках.

– Вот видишь, – серьезно сказала Зина и поцеловала сына. – Иди играй.

Бруно деловито зашагал к себе. Он объезжал новую деревянную лошадь, которую подарил ему Лафарг.

– Да, с таким конспиратором только сыщиков за нос и водить! – присвистнул Лопатин. – Ну да что-нибудь придумаем.

4

Решено было так: он отправится в Россию один, Зина и Бруно приедут позже, к Новому году. Зина недавно хворала, ей следовало после болезни окрепнуть.

В августе Лопатин был уже в Петербурге.

Поздним вечером, на третий или четвертый день после приезда, он сидел у своего давнишнего друга Сергея Кравчинского, который был известен среди революционеров отчаянной храбростью и литературным талантом.

Слушал его гневную речь:

– Пора от слов переходить к делу! Чего мы добились? Сто девяносто три человека судились по последнему процессу. Сотни привлекались свидетелями. Большинство этих людей так или иначе ходило в народ. А результат? Наши совершенно зря напали на Тургенева за то, что у него в последнем романе Маркелова выдают собственные мужики. Тургенев прав: мужики плохо понимают пропагандистов. И долго еще не поймут!

– Плохо понимают плохих пропагандистов.

– Разница невелика, – подал голос третий, сидевший в комнате, Вася Конашевич, двадцатилетний добродушный великан.

Он сидел за столом и наливал в стаканы виноградное вино.

Вино в заплетенной бутыли привез с юга Кравчинский.

Конашевич держал тяжелую бутыль и следил, как светлой струйкой вино стекает в стаканы.

– Революцию нельзя устраивать по заказу, – сказал Лопатин.

– Можно приблизить ее!

– Разве пропаганда революционных идей в народе не делает этого?

– Медленно!

Конашевич пододвинул наполненные стаканы.

Сергей взял свой, хмурясь, выпил, поставил на стол.

– Хорошее вино, – похвалил Лопатин.

– Плохого не возим, – Кравчинский наклонил бутыль и, повозившись, отогнул плетеное дно.

Между ним и дном бутыли – свободное пространство.

– Вот таким манером провозили наши издания, – Сергей укрепил дно на прежнем месте. – Одного шпика я даже угощал из этой бутылочки в вагоне. А теперь она не нужна. Типографию перевели в Петербург. Можешь поздравить.

– Как же так? – блеснул глазами Лопатин. – Я понял, что вы решили отказаться от пропаганды вовсе. Зачем же вам типография, да еще здесь?

– Страшно вредный тип, – подмигнул Сергей Конашевичу. – Ты не знаешь, Вася, а я с ним полпудика соли съел. Съел ведь?

– Пожалуй, – Лопатин с удовольствием отхлебнул кисловатое вино.

– Ты, Герман, меня на слове не поймаешь. Я говорю, что идти в народ с литературой вроде моих агитационных сказок все равно что разжигать на дожде костер.

– Неверно! – Лопатин встал, нервно заходил по комнате. – Мне брат рассказывал, как слушают твои сказки – и «Мудрицу Наумовну», и «Сказку о копейке»…

– Вот именно, – усмехнулся Кравчинский, – слушают. А надо, чтоб за топоры хватались! Русский человек сто лет может слушать да в загривке скрести.

– Что же ты предлагаешь?

– Не знаю. Но нельзя покорно смотреть, как наших товарищей хватают жандармы. Надо мстить им за издевательства.

– Надо! – басом поддержал Конашевич.

– Для этого, между прочим, и печать нам нужна. Чтобы знали люди, за что негодяй наказан. Период слюнтяйства кончился. Вера Засулич показала, как надо действовать.

– Боюсь, что это преждевременно. Одними выстрелами никого не запугаешь. И народ выстрелами тоже не поднимешь.

– А мы и не будем его поднимать. Мы сами заставим жандармов призадуматься.

– Значит, открытая борьба?

– Может быть.

– И ты ясно видишь перед собой дорогу?

– Довольно ясно.

– Я тебе завидую.

– Видишь ли, – Кравчинский нахмурил свой выпуклый лоб, – для России я вижу ее очень неясно, даже почти вовсе не вижу. Для заграницы – другое дело, особенно для Италии. Но надо взломать лед, дать ему тронуться. А там посмотрим.

– Изумляюсь.

– А ты не изумляйся. Иди с нами!

– Я и так не против вас.

– Но ты против новой тактики.

– Не такая уж она новая, Сережа, и, по-моему, не она принесет успех.

– Она! – вмешался Конашевич и взглянул на Кравчинского. – Вот погодите, сами увидите.

5

Вышли на улицу и по набережной Фонтанки – к Невскому. У Цепного моста шумно нагнал их какой-то человек и обнял сзади всех троих, навалившись на Кравчинского грудью (Сергей шел посредине).

Лопатин узнал по голосу – Успенский!

Встречи с ним всегда были радостны.