Герман Лопатин

Было также ясно: после убийства Александра II «Народная воля» зашла если не в тупик, то в какой-то кривой переулок. Следовало выбираться из него. И чем скорее, тем лучше.

Незадолго до его отъезда Энгельс сказал:

«Все зависит теперь от того, что будет сделано в ближайшем будущем в Петербурге, на который устремлены ныне глаза всех мыслящих, дальновидных и проницательных людей целой Европы… Россия – это Франция нашего века. Ей законно и правомерно принадлежит революционная инициатива нового, социалистического переустройства…»

Лопатин радовался тому, что едет в Россию.

6

Из Лондона в Россию вела знакомая дорога. До Дувра – на пригородном (как его называли англичане, cheep fast train[25]). Из Дувра до Кале – на пароходе. Оттуда через франко-бельгийскую границу до Льежа в вагоне третьего класса. Потом с пересадкой в Ахене – прямым билетом до Берлина. В Берлине на полдня остановка, а затем – курьерским до Кенигсберга и уже оттуда пассажирским до Санкт-Петербурга.

Всего на дорогу уходило немногим более суток да двести французских франков. Как говорят питерцы, дешево и быстро. Никаких задержек в пути, никаких придирок на границах. Впрочем, только на русской границе за проезжающими строгий догляд. Но если паспорт в порядке – беспокоиться не надо.

Из Петербурга в Париж, до востребования, пойдет телеграмма: «Закладная получена приступаем описи имущества». И замелькают короткие дни, как звенья корабельной цепи. Тогда уже не останется времени для грустных мыслей. Надо будет работать, работать, приободрять других, денно и нощно пребывать начеку, обманывая сыщиков и шпионов.

А пока… пока поезд тащится задымленными полями Вестфалии и Саксонии, можно спокойно обдумать встречу с теми людьми, которые остались на воле после разгрома старого центра партии. И прежде всего – с Сергеем Дегаевым. Он бежал недавно из тюрьмы и на свой страх и риск стал возрождать организацию.

Он интересовал Лопатина больше всех.

7

Повела его к Дегаеву Неонила Салова, недавняя курсистка, отчаянная заговорщица и революционерка.

На условленный, трижды повторенный стук дверь открыл человек лет тридцати, невысокий, тонкий в талии, с настороженными глазами.

Он поздоровался с Саловой и, задерживая внимательный взгляд на Лопатине, тщательно запер дверь на замок и засов.

Лопатин улыбнулся: если ты дома и нагрянет полиция, засовы уже не помогут. Но он привык к тому, что у каждого свои привычки. Один чрезмерно осторожен, другой безрассудно рискует. Наивную предусмотрительность его нового товарища не стоило осуждать.

Глядя на опущенные узкие плечи Дегаева, на его по-юношески тонкую, с ложбинкой шею, прошагал за ним в комнату.

Дегаев и тут аккуратно и плотно прикрыл дверь и тихим голосом, словно боясь, что кто-нибудь подслушает их сквозь толстые стены дома, спросил:

– С кем имею честь?

– Герман Александров Лопатин, – намеренно громко и намеренно величаясь по-старинному, ответил Лопатин, который вдруг почувствовал неприязнь и к тихому голосу, и к официальной форме обращенного к нему вопроса.

– Герман Александрович? – Дегаев порывисто потянулся к Лопатину и пожал ему руку. – Я о вас так много слышал!

– Теперь услышите больше.

Дегаев не уловил шутливой нотки:

– Вы что-нибудь предпринимаете?

– Хочу напиться чаю.

– Вы желаете чаю? – словно чего-то испугавшись, встрепенулся Дегаев. – Сию минуту.

– Лопатин теперь с нами, – сказала Салова. – Исполнительный комитет в Петербурге возглавит он.

Дегаев понимающе кивнул.

Лопатин видел: его новый знакомый принадлежит к той категории людей, у которых руки не приспособлены для ловкой работы. Он смотрел, как неумело и неряшливо возится у самовара Дегаев, и испытывал к нему чувство снисходительного презрения, которое невольно рождалось в нем всякий раз, когда наблюдал медлительных, нерасторопных людей.

– Есть у вас старый сапог?

– Сапог? – заморгал Дегаев.

– Ну да, сапог. Вы разве не знаете, что самовар лучше всего раздувать сапогом?

– Да, да, верно, – засмеялся Дегаев и принес из второй комнаты сапог.

Салова невозмутимо наблюдала за ними.

– Ну вот! – кончил орудовать сапогом Лопатин. – Через полчаса напьемся чаю.

Дегаев:

– Любопытствую спросить. Позволите?

– Разумеется. У нас не должно быть секретов.

– Справедливо. Я потому и интересуюсь. Как мне известно, вы придерживаетесь Марксовой точки зрения на революционную эволюцию. Так?

– Положим, что так.

– Как же вы приняли решение войти в «Народную волю», организацию террористическую? Не означает ли это, что вы переменили свои убеждения?

– Нисколько!

– Тогда как же?