– Очень просто. Россия напугана. Россия спит. Ее следует встряхнуть. Революционным силам требуется толчок. На это способна лишь «Народная воля». У нее авторитет и сила. Из всех стран Европы Россия – самая революционная страна. В ней вспыхнет первая искра, а пожар перекинется на остальные страны. Я не изменяю своим прежним взглядам, но я пришел к вам, потому что сейчас мы должны действовать вместе.
– Отличное решение! О России у вас смелое предположение. Самая революционная страна… Вы полагаете, революция может победить скоро?
– Трудно гадать. Надо работать.
Самовар завел песенку.
Дегаев пошел к буфету за чашками (он занимал небольшую квартирку, и в его жилье, тесно обставленном мебелью, витал дух мещанского уюта – небесполезное качество для конспиратора).
Не успел он поставить чашки на стол, как из прихожей – сильный стук в дверь.
Лопатин посмотрел на Дегаева. Судя по его виду, он тоже был неприятно поражен стуком.
– Вы никого не ждете?
– В том-то и дело, что нет.
– Дворник может знать, что вы дома?
– Вполне вероятно.
– Тогда надо отпирать.
– Но если полиция?
– Разве за вами есть слежка?
– Все бывает.
– Это верно. Но дверь надо все же открыть.
Постучали вторично. С той же настойчивостью.
Дегаев остановился перед входной дверью. Лицо у него было бледным. Вытащил из кармана револьвер и взвел курок. Спрятал револьвер в брючный карман, повернул ключ и отодвинул засов.
За дверью стоял человек в черном.
– Извиняемся, – простуженно загудел он, – так что разрешите, ваше благородие, дымоходец почистить. Третий день не достучусь.
Лопатин улыбнулся.
Из прихожей раздался тонкий, рассерженный голос Дегаева:
– Колотишь, как слон, братец.
– Извиняемся. Как думал: вы спать изволили… А мне хозяин еще третьего дня наказал – прочисть у их благородия…
Впоследствии, воскрешая в памяти эту встречу, Лопатин вспоминал: первое впечатление, которое произвел на него Сергей Дегаев, было не в его пользу. Но Лопатин всегда старался быть справедливым, поэтому заглушил в себе неприязнь.
Если тебе нравятся люди сильного телосложения и сам ты, несмотря на свои тридцать семь, любишь еще при случае побросать двухпудовую гирьку, – то разве слабосильные достойны твоего презрения? У Дегаева тонкая, беззащитная шея и неприятная привычка моргать глазами, но это не помешало ему бежать из тюрьмы! Он не боится вести опасную работу в страшную пору, когда многие, еще недавно сочувствовавшие народовольцам, попрятались в свои норы и отсиживаются там, дрожа, словно щедринские пескари!
Но Лопатин уже тогда мог бы признаться: Дегаев поселил в нем какое-то беспокойство.
Если говорить откровенно, его смущало не то, что его новый товарищ моргает глазами и имеет слабые мускулы. Революционеры не полубоги и не каждый из них родится красавцем. Неонила родилась красивой; он, Лопатин, здоровым и крепким, – стало быть, им просто повезло. Его смущало другое: и щуплость фигуры Дегаева, и его привычка моргать светло-голубыми, ускользающими от прямого взгляда глазами, и его сухощавое лицо, и бескровный рот, и многие другие черточки внешности и манеры держаться складывались в такой образ, который невольно вызывал антипатию и мысль о нечистоплотности этого человека.
Лопатин гнал эту мысль, но безуспешно. Он привык к тому, что первое впечатление обманывало его редко.
Казалось странным, почему Дегаев так скупо и неохотно рассказывает о прошлогоднем разгроме организации, жертвой которого стал и он сам, о своих товарищах, с которыми работал вместе, – а ведь среди них были такие замечательные революционеры, как Вера Фигнер.
Что это – застенчивость, скромность, нежелание бередить раны или что-нибудь другое?
Лопатину надо было знать о провале все – чтобы обезопасить организацию в будущем. Единственным человеком, который мог знать или догадываться о причинах провала, был Дегаев. Почему же он отмалчивается?
Прошло около месяца. Дегаев продолжал сторониться этих разговоров. Он даже, как заметил Лопатин, стал избегать с ним встреч наедине. Это встревожило не на шутку.
Лопатин потребовал от Дегаева встречи с глазу на глаз.
Они решили встретиться на квартире Лопатина, но в самый последний момент Дегаев известил через Салову, что им будет удобней сойтись в трактире Палкина. Лопатин вынужден был согласиться.
В тот час посетителей в трактире было мало. Лопатин сразу увидел Дегаева. Он сидел в углу за столиком, отгороженным пальмой.
Лопатин шел к нему по проходу между столиками, глядя на его длиннолобую голову, и ему казалось, что чем ближе он подходит к столику, тем глубже убирает Дегаев голову в нахохлившиеся плечи.
Когда приблизился вплотную и взялся за спинку стула, Дегаев поднял голову и попенял:
– Я уж думал, вы не придете.
– Сейчас двадцать минут. – Лопатин достал карманные часы. – А мы договаривались от двух до половины третьего. У меня в запасе еще целых десять.
– Я тут не скучал, – поспешил признаться Дегаев. – Любопытные типы – вон там.
Лопатин по привычке сел так, чтобы видеть весь зал.
– Да, – согласился он, разглядывая трех пьяных мужчин.
– Аукционщики.
– Те двое. А этот, думаю, нет.
– Кто же он, по-вашему?