Герои умирают

Имперский чиновник, на которого была возложена обязанность следить за порядком на стадионе, обильно потея и заламывая руки, приказал командиру констеблей запереть ворота. Потом он опустился на колени перед небольшой иконой Ма’элКота, стоявшей в углу его кабинета, и горячо помолился о том, чтобы на стадионе не случилось бунта.

Оказавшись перед запертыми воротами, первые ряды отпрянули от них, как черви от раскаленного кирпича. Люди устремились назад, но сделать это было не так просто, ведь вся улица Игр за их спиной и перпендикулярная ей Долгая были запружены желающими увидеть то, что будет происходить на стадионе.

Усиленная кавалерийская бригада принялась разгонять толпу с Дворянской улицы и с Королевского моста: по ним вскоре должен был проехать сам Ма’элКот.

11

Высоко над городом, в Железной комнате, Паллас Рил не обращала внимания на Рыцарей дворцовой стражи, которые суетились вокруг нее, одно за другим перенося кольца ее оков с каменного алтаря на дубовую раму, – точно так же она не обратила перед этим внимания на жалкие мольбы Ламорака о прощении. Под бдительным надзором Ма’элКота его приковали к такой же раме, что и ее. Но вот раму с Паллас накрыли серебряной сетью, обернули ее тело со всех сторон несколько раз. Этого она никак не могла не заметить: сеть полностью отсекла ее от Потока. Теперь, глядя на Ма’элКота, она видела просто мужчину, правда очень высокого и невероятно красивого, но никак не ходячий сгусток магической Силы, похожий на смерч, который два дня стоял рядом с алтарем.

А еще, едва Паллас оказалась отрезанной от Потока и мыслевзора, в ее тело вцепилась боль.

Тем временем Рыцари дворцовой стражи подхватили дубовые рамы с ней и с Ламораком так, словно то были носилки, и понесли их вниз, вниз и вниз по бесконечным лестницам, которые привели их во двор. Там уже собирался торжественный выход – процессия из сотен Рыцарей, акробатов, музыкантов и просто красивых девушек с гирляндами свежих цветов, стройных юношей с корзинами пирожков и сладостей, которые им предстояло бросать в толпу. Центром парадного шествия должна была стать огромная открытая повозка. На повозке, борта которой были увиты таким количеством цветов, что ни досок, ни даже колес под ними почти не было видно, стояли две надежно закрепленные металлические конструкции. К ним и прикрепили рамы с крестообразно распятыми на них Ламораком и Паллас, чтобы все могли их видеть.

Впервые за два дня сменив горизонтальное положение на вертикальное, Паллас едва не отключилась. Когда ясность зрения понемногу начала возвращаться к ней, она увидела двор, залитый противоестественно ярким светом, и Ма’элКота, который одним прыжком вскочил на середину повозки. С его появлением Рыцари, другие участники процессии и вообще все, кто был во дворе и даже наблюдал за сборами из окон дворца, радостно закричали и захлопали. Император тоже приветствовал толпу благодарными поклонами и счастливой улыбкой, которая вызвала новую бурю приветственных криков и аплодисментов.

Паллас и без мыслевзора видела, что Ма’элКот буквально питается энергией своего народа, его любовью, которая поднимает его над повседневностью. Его сомнения, угрюмая решимость, которую она видела на его лице все утро, внезапно исчезли без следа; здесь, в присутствии своих Детей, Ма’элКот почти затмевал солнце, источая мощь и божественную красоту.

Паллас посмотрела на Ламорака, на его избитое тело, распятое, как и ее собственное, на его закрытые глаза и лицо, сосредоточенное на собственной муке. Она взглянула на себя и увидела, что на покрывавшей ее белой льняной простыне, как раз над задубевшей от крови повязкой, уже проступили красные пятна. Потом она бросила взгляд на Ма’элКота, который в этот момент сделал знак слугам распахнуть ворота. Она хотела было вызвать мыслевзор, чтобы хотя бы отчасти восстановить ту безмятежность, которая служила ей надежной опорой все эти дни в Железной комнате, но натертые оковами запястья и лодыжки, мучительная боль в пробитом легком, которую причинял ей каждый вдох, суета вокруг работали против нее, не давая ей дотянуться до убежища.

Она была одна, и даже эхо неумолчной Песни жизни не доносилось до нее в этом одиночестве.

Ворота широко распахнулись, и лицо Ма’элКота как будто засияло собственным светом. Толпа снаружи приветствовала его появление громким согласным ревом.

12

Сидя высоко на трибуне стадиона, Король Арго смотрел вниз. В толпе под ним были рассеяны более тысячи Подданных Арго – взрослые и дети, все до одного с оружием. Они обрушатся на Серых Котов, как лавина с горы. В этот самый миг, пока он сидит, зажав обе ладони между подпрыгивающих колен, другие его Подданные входят в Старый город и рассредоточиваются по улицам, занимая стратегически важные места, чтобы обеспечить отступление, если оно, конечно, понадобится. Но оно не понадобится – в этом величество нисколько не сомневался.

Никакого отступления не будет.

К ночи город уже будет в его руках, и он преподнесет его Тоа-Сителю на блюдечке в обмен на… ну, скажем, на некоторые послабления.