– Я спрашиваю тебя, зачем ты сюда пришел?
Если он опустит голову еще на дюйм ниже, а я привстану на цыпочки, то я смогу его поцеловать прямо в губы. Холод, охвативший мое сердце, растекается по рукам и ногам; меня столько раз бросало от восторга к ужасу и обратно за последние несколько секунд, что я уже ничего не чувствую, вообще ничего, кроме ледяного спокойствия, не заполненного ничем. Я заглядываю прямо в его бездонные глаза:
– Я пришел, чтобы спасти свою жену.
– Жену? – Он немного удивлен, это видно по его лицу. – Ты не говорил Мне, что ты женат.
– Я много чего тебе не говорил.
Стоя перед ним и зная, что пути назад уже нет, я вдруг понимаю, что мне совсем не хочется начинать. Я выбрал цель и взвел курок, а теперь мешкаю, прежде чем нажать на спусковой крючок. Пока этот миг тянется, мы с Паллас словно две кошки Шрёдингера, колеблемся между жизнью и смертью, равно принадлежа и той и другой, но первое же мое движение разрушит наше с ней волновое колебание и отправит его в историю навсегда.
– Верно, – самодовольно мурлычет Ма’элКот. – Например, что ты Актири.
Невидимая рука сдавливает мне горло. Даже будь я настолько крут, чтобы отнестись к этому спокойно, условия моего пребывания здесь не позволяют мне ответить. Я изображаю улыбку, надеясь, что она придаст мне уверенности.
– И чего ты ждешь? – продолжает Ма’элКот. – Мой образ перед тобой. Сеть у тебя в руке… Передумал? В последний момент испугался нападать на Бога?
С усилием я выталкиваю из пересохшей глотки слова:
– Знаешь, кто такой мертвый шпион, Ма’элКот?
– Мертвый шпион?
– Да. Так один писатель у меня дома назвал парня, которого снабжали ложной информацией, зная, что его схватят враги. Когда его пытают, он ломается и начинает говорить то, что знает, то, что он сам считает правдой. Так можно заставить неприятеля поверить в то, что выгодно тебе. Понял?
Губы Ма’элКота как-то странно подрагивают, в глазах появляется блеск.
– Ламорак… – шепчет он.
Однако эта мысль ничуть не обескуражила его, скорее позабавила и даже подбодрила. Его веселье только нарастает, пока он доводит логическую цепочку до конца:
– Ну конечно. Вот почему ты не спешишь пускать в ход сеть… Ты знаешь, что это на самом деле Я, а не Мое изображение. Ты так и спланировал. Как иначе ты мог выманить нас обоих из дворца, защищенного Моей волей от магии Актири?
Ламорак издает сдавленный стон сверху, со своего креста:
– Ты знал! Ты использовал меня…
Я киваю ему:
– Ага. Я на тебя рассчитывал, и ты не подвел. Черт, Ламорак, я на днях убил человека, до которого тебе еще расти и расти. И ты думал, что я пощажу такого слизняка, как ты?
Ну вот, теперь осталось снять с креста Паллас, и дело, считай, сделано. Тоа-Ситель подбирается ко мне боком, рука по-прежнему в рукаве – значит, у него там кинжал. Герцог так переволновался, что напрочь забыл об осторожности.
– Но что теперь? – негромко продолжает Ма’элКот. – Ты здесь в Моей власти. Как ты надеешься спастись?
Он бормочет еще что-то в таком духе, но я уже не слушаю. Мой взгляд устремлен к свету тех единственных глаз, которые имеют для меня значение.
Даже самый гибкий мыслитель на свете не может поменять точку зрения мгновенно, для этого нужно время. Когда я только шагнул на эту арену, все мысли Паллас были лишь о той страшной опасности, которой я подвергаю себя, – страх за меня прямо выпрыгивал из ее глаз. О том, чтобы спастись самой, она уже не думала, а когда я взобрался на повозку, поставила крест и на мне; она считала нас обоих покойниками, верила в это, а значит, так оно для нее и было.
Но она слишком умна, а жизнь в ней слишком сильна, чтобы предаваться отчаянию долго. Собственно, именно ради этого я и вел всю эту бессмысленную перепалку с Ма’элКотом – чтобы дать ей время перестроиться. Я вытаскиваю из кармана гриффинстоун и, держа его так, чтобы камень был виден только ей, одними глазами спрашиваю ее: «Готова?» Ее ответный взгляд полон яростной силы и в то же время совершенно невозмутим.
Это значит: «По твоему сигналу».
Ма’элКот продолжает болтать, счастливый, как любитель детективов, самозабвенно обсасывающий разбросанные автором ключи к разгадке. Когда я снова поворачиваюсь к нему, он как раз спрашивает:
– …Но тогда зачем сеть, если ты знал, что она бесполезна?
– Ты про эту? – холодно усмехаюсь я в ответ. – Да нет, не бесполезна. Это сигнал Подданным Арго нападать.
– Что?
Не давая ему времени опомниться от нового откровения, я набрасываю ему на голову сеть. Он делает снисходительно-раздраженный жест, точно хочет отмахнуться, но сеть облепляет ему голову. Тоа-Ситель бросается на меня. Словно у фехтовальщика, в его руке тускло взблескивает сталь. Я увертываюсь от удара клинком и сам бью его ногой в колено; сломанный сустав трещит, и Герцог падает, рыча от пронзительной боли. Гуляки на арене мигом выдергивают откуда-то клинки и устремляются к повозке, я отскакиваю от Тоа-Сителя, а Ма’элКот тянет ко мне руку, запутавшись в сети.
Я улыбаюсь ему:
– Я же предупреждал тебя: больше меня не лапать. Забыл?