Он замолчал, следователь молча рассматривал лица братьев Новожилиных. Потом Куракин отослал младшего, а со старшим начал пренеприятную для Леонида Новожилина беседу.
— Потрудитесь отвечать на вопросы, — сказал следователь. — Где вы были в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое мая?
— Дома спал, — грубовато ответил Леонид. — А где же мне еще быть?
— А кто может подтвердить, что вы спали дома?
— Странный вопрос! — окончательно рассердился допрашиваемый. — Отец в больнице, мачеха была в смене. Кому же подтверждать? Чужие у нас дома не ночуют!
Следователь что-то пометил в протоколе.
— В карты с Саней играли? — спросил он, в упор глядя на парня.
Леонид Новожилин явно смутился.
— Да, играли, сказал он после паузы. — Только мы в последний раз играли вечером тринадцатого, а потом уже не играли.
— И кто у кого выиграл? Вы выиграли?
— Да, — твердо ответил оправившийся от смущения Леонид.
Следователь задавал один вопрос за другим:
— А ссора у вас с ним была? Вот, когда в последний раз играли?
— Он меня шулером назвал. А какой я шулер, мне просто в карты очень везет.
— Значит, ссора все-таки была. Так. А в момент игры, вашей последней игры (следователь подчеркнул эти слова), что было на ногах у Сани?
— Сапоги, — с некоторым удивлением сказал Леонид.
— А куда же они делись? Вы сами видели, что мы обнаружили его разутым.
— Не знаю, — угрюмо сказал Леонид. — Мало ли кто мог с него снять сапоги!
— Может быть, вам известны возможные убийцы Сани? — спросил следователь. — Например, кто-нибудь из его соучеников? Может быть, он с кем-либо из них ссорился?
Новожилин пожал плечами:
— Ничего не знаю.
— Вы в каком классе?
— В шестом.
— А почему вы так отстали?
— А так! — снова грубовато ответил Новожилин. Можно было подумать, что эта тема его раздражает. — Разве вы не знаете, что мы оба шесть лет провели в детской колонии? Вот время и ушло…
Для следователя это было новостью. Однако он не подал вида.
— Так, так. А за что собственно вы попали туда?
— Меня туда мачеха загнала, а его — родная мать. Это еще та мать!
— Извольте пояснить, что именно вы имеете в виду, — сухо предложил следователь.
— Это Ворониха-то? Нам с Саней было по десять лет, когда она сошлась с этим котом… Она тогда на базаре торговала птицей! Базарная спекулянтка! Вдовиченко на ее домик позарился! Сам-то нигде не работал всю жизнь, только спекулировал, вот это какой человек… Одним словом, тунеядец!
— Дальше!
— И дальше он так же поступил. Решил поселиться у Воронихи, да вот не понравился ему Саня. Не желаю, говорит, у тебя жить, если он будет у меня под ногами вертеться.
— Откуда вы это знаете?
— А Санька прибегал, все рассказывал. Плачет малец. Да я что могу сделать, если меня самого из даму мачеха выживает, с жалобами ходит, а отец завербовался в Пермскую область?!
— Продолжайте!
— Санькина мать накапала на нас. Кто-то из соседей подтвердил, что у него что-то там пропало, словом, поверили родной матери да и мачехе, и попали мы в колонию. А как шестнадцать лет минуло, отпустили нас, и пришли мы дамой. Соня мне часто говорил, что отчим жить ему не дает, придирается! Вот и все, что я знаю.
Парень вытер пот с лица и замолк.
Молчал и следователь…
«Легче всего пойти по линии наименьшего сопротивления, — размышлял он, — заподозрить отчима в убийстве. Этот молодой, но тертый калач, уже отбывший шесть лет наказания, пытается увести меня в сторону. Ведь он-то в чем заинтересован? В том, чтобы его самого не заподозрили. Вот и плетет кружево!»
— Достаточно, — решительно сказал следователь. — Подпишите протокол и…
Он позвонил. Тотчас вошел дежурный.
— Уведите арестованного!
— За что? — яростно воскликнул парень. — Я в смерти Саньки не виноват!
— Разберемся, — сказал следователь.
— Ладно! — вдруг присмирел Новожилин. — Пойдем! Да бумаги мне дайте, я жалобу напишу!
— Дадим, дадим бумагу, — мягко говорил дежурный, сопровождая парня, — обязательно дадим!.. Виноват, товарищ Куракин, вас там гражданин дожидается.
— Пусть зайдет!
Леонида увели, и только после этого в кабинет вошел Вдовиченко, нестарый мужчина с пышными пшеничными усами, широкоплечий и круглоголовый. На нем был опрятный и даже франтовской светлый костюм.
— Звали? — спросил он мягким, спокойным говором, изобличавшим в нем уроженца средней полосы России. — Такое, знаете, несчастье у нас в доме. Жена вторые сутки без чувств лежит.
— Садитесь, пожалуйста, — приветливо пригласил следователь. — Извините, что пришлось оторвать вас от дела.
— Дело — делом, суд — по форме, — со вздохом отозвался посетитель, опускаясь на стул.
Следователь окинул взглядом всю его ладную фигуру, спокойное лицо и приветливые серые глаза. «А он, видимо, моложе своей жены», — мелькнуло в голове следователя.
— Нас интересует, как складывались ваши отношения с пасынком? — спросил он без особого, впрочем, интереса.
Вдовиченко, видимо, покоробил этот вопрос, он помолчал перед тем как отвечать.
— Что же, так повелось. Даже слово «пасынок» говорит о таком человеке, к которому плохо относятся. Я не обижаюсь.
— Я и не собирался вас обидеть, — поспешил объяснить следователь.