— Я не понимаю, — сказала Тереза, но Тимоти уже вёл её к выходу из пещеры. Он крепко, как в тисках, сжимал её руку. Лицо пустое. Случившееся его испугало. Ондатра бежала следом и тявкала, словно пыталась о чём-то предупредить.
Мир за стеной пещеры остался нормальным. Странные ощущения, которые Тереза только что испытала, казались теперь кошмаром или несчастным случаем. Тимоти взглянул вверх, проверяя небо, потом кивнул.
— Порядок, Кроха. Вы с этим шерстяным шариком идёте домой.
— Я вернусь, как только смогу, — сказала Тереза. Непонятно, почему, но хотелось его утешить.
— Ладно.
Всё дело в том, как он это сказал. Как будто мыслями он уже далеко. Взрослые и раньше так обращались с ней — мило и вежливо, но думая о чём-то другом. Только не Тимоти. Он был не такой. Он не должен быть как они.
— Ты здесь будешь, когда я приду?
— Думаю, мне придётся. Я ещё не закончил, так что...
Тереза его обняла — как будто обняла дерево. Он высвободился, и ей показалось, что во взгляде Тимоти мелькнуло что-то, похожее на сожаление. Не может быть, чтобы жалость.
— Удачи, Кроха.
Он повернул назад, к своей пещере, и скрылся. Ондатра гавкнула разок в его сторону, расстроенная, как и хозяйка.
— Пошли, — сказала Тереза, и по тайной тропинке они двинулись к Дому правительства, домой. Прохладный полдень. Листья уже начинали прятаться в зимние оболочки, оставляя деревья будто бы ощетинившимися. Солнечник, сидевший на низко спускавшейся ветке, раскинул кожистые крылья и зашипел на Терезу, но она не обращала внимания. На горизонте клубились тяжёлые облака, за ними серой завесой двигалась гроза. Если так пойдёт дальше, дренажный тоннель станет непроходимым, и она окажется запертой за оградой, снаружи. Она прибавила шаг...
Где-то в вышине возник звук — свист летящего вдалеке транспортника — и становился всё громче. Меньше чем за минуту после того, как Тереза его заметила, звук перерос в рёв. Чёрная ламинированная туша с тремя маневровыми двигателями возникла над верхушками деревьев и опустилась на маленькую лужайку, едва вписавшись в прогалину. Дверь распахнулась. Тереза ожидала увидеть синие мундиры охранников, приготовилась объявить, кто она, и сказать, что хотела прогуляться пешком. Это только отчасти ложь.
Но хотя два вооружённых охранника там всё же были, первым из транспортника показался полковник Ильич и с мрачным видом поспешил к ней. Двигатели не полностью заглушили, поэтому, подбежав к Терезе, он вынужден был кричать.
— Поднимайся в транспортник.
— Что такое?
— Иди, сейчас же. Тебе нужно немедленно вернуться в Дом правительства.
— Я не понимаю.
Ильич крепче стиснул зубы, кивнул на открытую дверцу.
— Марш сюда. Быстро. Это несложно.
Тереза отшатнулась как от пощёчины. За все годы, что Ильич был её наставником, он никогда не вёл себя грубо. Никогда не выказывал ничего кроме терпения, поддержки и одобрения. Даже когда она не справлялась с задачей или делала что-то не так, наказанием была лишь продолжительная беседа о том, почему она сделала именно такой выбор и каковы цели обучения. А сейчас Тереза как будто увидела другого человека в образе Ильича. Она ощутила, что на глаза навернулись слёзы. Она прочитала на его губах ругательство, но не услышала его.
Ильич чуть поклонился и изобразил приглашающий жест, как слуга, указывающий путь хозяину, но Тереза чувствовала нетерпение. Неуважение. Гнев.
«Ага, — сказала она себе, поднимаясь в транспортник. — Он напуган».
Ондатра лаяла, и, прежде чем Тереза успела её успокоить, Ильич приказал одному из охранников выйти и возвращаться с собакой пешком. Дверь с громким лязгом захлопнулась, и они поднялись над деревьями. Корпус транспортника снаружи выглядел матовым, но с её места был прозрачным, почти как тонированное стекло. И как только из поля зрения исчезли ветки деревьев, показался Дом правительства.
— Как вы узнали, где я? — спросила Тереза.
Ильич покачал головой, и на минуту ей показалось, что он не собирается отвечать. Когда он заговорил, голос уже больше походил на обычный — мягкий и терпеливый. Разница только в том, что теперь ей известно — это лишь маска.
— Когда ты родилась, в твою челюстную кость имплантировали маячок. Не было ни секунды, чтобы охрана не знала, как тебя найти, а твоя безопасность — часть моего священного долга.
Она слышала всё это как чужой, едва знакомый язык. Она понимала значение каждого отдельного слова, но с трудом могла ухватить общий смысл. Сама идея была совершенно чуждой. Слишком неправильной.
— Твой отец считал, что для тебя важно иметь собственный опыт неподчинения и право на самостоятельность, поэтому мы допускали эти твои экскурсии, пока они не заводили тебя чересчур далеко от Дома правительства. Он говорил, что в твоём возрасте выбирался в одиночку на поверхность Марса и благодаря этому многому научился. Он надеялся, что и тебе пригодятся независимость и уединение.
Уединение. Значит, он не знает о Тимоти. А Терезу ничто на свете не заставит рассказать. В её горле бурлил гнев.
— Значит, вы просто позволяли мне думать...