Гнев Тиамат

— Беги, — Холден кивнул вслед уходящей Терезе.

Собака дружелюбно тявкнула и поскакала за ней.

Холден попытался вернуться к недочитанной книге, но мысли разбегались. Он ждал почти час, потом убрал терминал и пошёл. Подул прохладный ветер. Холден подумал было вернуться за курткой в свою камеру, но решил, что не стоит. Иногда можно и потерпеть маленькое неудобство. Вместо этого он свернул к мавзолею.

В том углу, где камень встречался с почвой, покоились гирлянды цветов. Красные, белые и ярко-лиловые. Некоторые — из местных, лаконийских растений, другие — продукт гидропоники. Их будут менять на свежие, пока не придёт приказ прекратить. Если власти об этом забудут, на могиле Авасаралы свежие цветы будут вечно.

Сама она, вырезанная из камня, смотрела сверху на Холдена. Выглядела довольной, хотя может быть, это просто воображение. Как будто теперь, когда она умерла и больше не несёт ответственности за исправление масштабного, таинственного и грязного шоу под названием «история человечества», она наконец-то поняла, в чем шутка. Он смотрел на неё, вспоминая голос и жесты. И глаза Авасаралы, живые и умные, и безжалостные, как у ворона.

— Что же тут происходит? — тихонько спросил он у Авасаралы. — Что всё это значит?

Неважно, что его слушают. Без контекста, без его мыслей, слова ничего не стоят.

Тереза расстроена. Дом правительства вибрирует от тревоги. Кортасар, властный, самовлюблённый, увлечённый протомолекулой Кортасар безмятежно счастлив. С другой стороны — странная потеря временОго промежутка и сознания, как минимум в системе Лаконии, а может быть, и за ней. Возвращение Элви Окойе — история для прикрытия присутствия Кортасара в Доме правительства. Он нужен там, он счастлив там быть, и кто-то хочет скрыть почему.

Учитывая всё это — что-то случилось с Дуарте.

Если так, значит, руки у Кортасара развязаны, и значит, его планы подвергнуть вивисекции и убить дочь Дуарте теперь могут набирать обороты. Кроме того, Элви Окойе вернулась из миссии в других системах, значит, планы Холдена могли тоже продвигаться быстрее. Теперь это гонка, и есть сильное подозрение, что он отстаёт. Досадно. Он надеялся, что будет иметь больше времени.

«Не будь мелкой плаксивой сучкой, — произнесла в его воображении Авасарала. — Надежда в одной руке, а дерьмо в другой. Посмотрим, которая первой наполнится. Давай, поднажми».

Сначала он рассмеялся, потом вздохнул.

— Что ж, справедливо, — сказал Холден покойнице. На этот раз она не ответила. Джеймс развернулся и пошёл назад, к зданиям. По воздуху уже пробежала первая прохлада, ветерок шевелил местное подобие травы. К ночи точно будет гроза. А может, и снег. Снег везде одинаков.

Ему нужно выбрать следующий шаг. Возможно, Элви. Или Фаиз, её муж. Он всегда нравился Холдену. Может, Тереза. А может, пора подбираться к Дуарте, если, конечно, уже не поздно. Вот если бы побольше времени...

Беда любого «тысячелетнего Рейха» – он вспыхивает и угасает как светлячок.

Глава двадцать пятая

Наоми

Наоми долго жила на свете и не раз видела, как менялась история. В том мире, где она родилась, Земля и Марс заключили союз, чтобы держать тяжёлый сапог на шее у астеров вроде неё. Идея инопланетной жизни была чем-то из области научных домыслов и ужастиков с развлекательных каналов.

Некоторые перемены происходили так медленно, что их легко было пропустить. Изменение положения астеров от низшего слоя до фактически правящего — в десятилетия, когда окреп Транспортный профсоюз. Восстановление Ганимеда после коллапса. Другие перемены случались внезапно или казались такими. Когда улетел Эрос. Когда открылись врата. Когда на Землю обрушились метеориты. И когда вернулась Лакония.

Все внезапные изменения, пусть и разные, всегда шли по одинаковому шаблону. После того как что-то — неважно, что именно — происходило, люди впадали в состояние шока. Не только сама Наоми и те, кто вокруг неё, но весь человеческий род, огромный и разнообразный. И ненадолго могло показаться, что это всё те же приматы в африканской саванне, впадающие в ступор от рыка льва. Все правила, по которым они до сих пор жили, внезапно подвергались сомнению. Внутренние планеты всегда были моими врагами, но так ли это теперь? Дальние пределы системы Сол по-прежнему не освоены, но можно ведь пойти дальше? Земля это выдержит, разве нет?

Наоми не нравилось это чувство, но оно ей знакомо. И больше того, она видела его силу. Подобные моменты давали возможности, могли привести к новым союзам, новому сопереживанию, новому и захватывающему единению в общем человеческом племени. Или могли стать ядом, который десятилетиями отравлял разум людей, и войны древности вспыхивали новыми кровавыми битвами.

Оберон затаил дыхание, боясь, что хищники придут и за ним. Наоми видела это в лентах внутренних новостей, которые стали теперь единственными. Это читалось во взгляде лаконийского губернатора. И, нужно признать, это было в её собственном сердце.