- Ежели я прав, и не утратил я милости государевой, так озолотят же тебя, коли воротишь ко двору, - молвил Фёдор, - А коли правда за тобой, так тем паче озолотишься, воротив меня под царскую расправу.
Вяземский замер, испытывая лютый ужас не от самих слов юноши, а от той отчаянной жажды непременной гибели.
Хриплый шёпот старика-Басмана вновь стал в воздухе, и тотчас исчез.
- В этот раз, - сухо отрезал Афанасий, - устроим всё по-моему.
…
Фёдор уже мог сидеть в седле, пущай и через силу.
Они тронулись дальше, бредя сквозь заснеженные поля, избегая многого народу, сторонясь, отрешаясь ото всякого люда.
Басманов был молчалив, что в дороге, что на привалах. Как и сейчас, Фёдор пялился на огонь.
Вяземский подкинул еловых ветвей, сидя рядом.
Солнце клонилось к закату, и ели чёрными пиками погружались во тьму.
Ветки шептались во пламени, треща и постукивая.
- Как ты? – вопрошал князь, не в силах боле тянуть это молчание.
Фёдор глубоко вздохнул, продолжая греть руки у костра.
- От о чём задумался, - молвил Басманов, - Ежели Малюта прознает, что ты подвёл его?
- Уже знает, - отмахнулся князь.
Фёдор вскинул брови.
- Пред отъездом я наказал Кузьме, чтобы поместье моё пограбил, да всё самое пригожее к своим рукам прибрал-припрятал. Славный мужик, Кузя-то, - вздохнул Афоня, - От он всем первой и доложит, что Афонька скрылся. Авось, при дворе останется.
Басманов кивнул, слушая рассказ князя.
- И теперича ты в бегах? – едва ли не со злорадной усмешкой спросил Фёдор.
Афанасию хватило одного взгляда на этот коварный прищур, на искру той живой дерзости в очах юноши, что от сердца отлегло.
- И куда ж путь-дорогу хоть держим? – вопрошал Фёдор.
- На Белоозеро, - ответил Вяземский.
- А чай, - Басманов чуть прищурив взор, - не туда ль ты свозил этих своих…
Князь кивнул.
- Всё так, всё туда, - ответил Афанасий.
- Так коли ты там завсегдатай, - всё недоумевал Фёдор, - тебя ж признают? Поди, в Кремль доложат, а там и Малюта проведать тебя, поди, паче меня видеть захочет.
- Главное, чтобы тебя не признали, - молвил Афанасий, да окинул Фёдора взглядом с ног до головы.
Облик Басманова разительно переменился. Взгляд был совсем иным. Щёки впали, пуще прежнего очертив резкие скулы. Но боле всего была приметна тёмная щетина.
Покуда они держали путь свой, им нередко приходилось спать под открытым небом. Даже будь у Фёдора нынче под рукой и тёплая вода, и годный клинок, чтобы не оцарапать кожи, и зеркало искусных мастеров, то всяко не помогло бы.
Руки Фёдора придавались дрожи так часто, что сам юноша уже не мог с ними совладать. Во время езды верхом он стискивал, сколь было ему посильно. И всяко, со гнусной досадой Фёдор ловил себя на этой трусливой дрожи.
Как и сейчас, сидя подле костра, юноша сцепил замок, да покрепче.
- Ну и как тебе твоя затея? – вопрошал Фёдор.
Афанасий кивнул, точно прося изъясненья.
- Не знаю, чего ты хотел сим устроить, да всё впустую, - пожав плечами, молвил Фёдор, - От нынче сам в бегах, да опале, и ничего не поимеешь с меня, - с какой-то лёгкой грустью молвил Басманов.
Вяземский пожал плечами, взводя голову к небу.
- Ну, авось на Страшном суде, нет-нет, да зачтётся, - ответил Афанасий, выискивая первые звёзды.
- От тем более зря, - с тихим злорадством молвил Фёдор, - Поди, за мою-то жизнь тебе токма накинут мук пострашнее.
«Хоть на себя похожим делается, а не то было ж… От, Алёшка, и наказал ты мне работёнку, наказал…» думал князь, да согласно кивнул, разведя руками.
- Завтра в вотчину прибудем, людей возьмём. Обставим всё, что ты опальный князёк, - наставлял Вяземский, - Рот на замке держи. У тамошних, у белоозёрских, свои счёты с опричниками.
Фёдор кивнул.
На сим князь потянулся, утомлённый тяжёлой дорогой.
- Афонь, - молвил Басманов, и Вяземский тотчас же обратил взор к парню.
Фёдор поднял глаза, положил руку на сердце.
- Спасибо тебе. Право, хочешь верь, хочешь - нет, а всяко, воздам тебе, - произнёс юноша.
Вяземский устало улыбнулся, да с безмерной теплотою.
…
Ещё не наступило полудня, как Афанасий оборачивал руки Фёдора потёртым мягким ремнём.
- Да не, - молвил князь, мотая головой, - не признать тебя, не признать.
Фёдор кивнул, ничуть не сторонясь, когда Вяземский похлопал его по плечу напоследок. Басманов поддался вперёд, давая накинуть на себя холщовый мешок.
Вяземский медлил, пущай, что его ждали ратники с вотчины.
Афанасий беззвучно молвил какую-то короткую молитву лишь губами и трижды перекрестил Фёдора, и лишь опосля того приступились к делу.
…
Мчались всадники страшною дорогой – мимо Белоозера, ко крепости монастыря.
Гонят да пригоняют лошадей своих опричники, стягают, что есть мочи. Впереди несётся конь, помимо всадника поперёк седла тело перекинуто – ни живое, ни мёртвое.
Перебитые в кровь руки стянуты ремнями. Окоченели пальцы с морозу. На голове мешок, да сквозь ткань грубую холщовую всё проступает кровь.
Въехали опричники на двор заснеженный, да скинули поклажу свою. Человек уж и не шевелиться, да пнул главарь в живот связанного, а тот и звуку не подал.