Голод

Не успеваю я договорить, как всадник направляется к небольшой выставке вин, пива и более крепких напитков за прилавком, не удостоив мертвого продавца даже мимолетным взглядом.

Пока он там, я беру с полки стеклянный пузырек с медицинским спиртом. Глубоко вздыхаю, разглядывая его.

Будет больно.

Голод возвращается, держа в руках бутылку рома и штопор. Я жду, когда он откроет бутылку и протянет ее мне.

Вместо того чтобы вылить ром на шею, я делаю большой глоток, и в желудке все взбалтывается от этого вкуса.

Рано мне снова пить, слишком рано.

Я ставлю ром на ближайшую полку, затем открываю пузырек с медицинским спиртом и протягиваю Голоду.

– Что это? – спрашивает он.

– Медицинский спирт – чтобы обработать рану.

Вид у всадника растерянный. Должно быть, он даже не подозревал, что бывает спирт, предназначенный специально для дезинфекции.

– А мне ты его зачем даешь? – спрашивает он.

– Мне нужно, чтобы ты это сделал. Я… мне самой, кажется, смелости не хватит.

Голод хмурится, глядя на пузырек, а потом на меня. Так быстро, что я не успеваю опомниться, он вздергивает мой подбородок и выливает спирт на порез.

– Мать твою!.. – шиплю я, и ноги у меня едва не подгибаются. – Мать-перемать!

Я делаю несколько вдохов, чувствуя, как щиплет глаза от мучительной боли. Рана словно огнем горит.

Я смотрю на Голода.

– Мог бы предупредить.

– Ты переоцениваешь мою доброту.

Я делаю гримасу, но если честно, то он прав.

Смотрю на пустой пузырек в руке Голода. Надеюсь, это поможет.

– Погоди, возьму немного марли, – говорю я, – и поедем.

– Поедем? – переспрашивает всадник. – Нет, пока тебе плохо. На эту ночь мы останемся здесь.

Глава 43

Рана на шее не заживает.

Нисколько.

Впервые я понимаю это вскоре после того, как просыпаюсь на следующее утро вся в поту.

Порез пульсирует, и, когда я касаюсь его, меня пронзает боль. Мало того – меня еще и подташнивать начинает.

Кажется… это может быть заражение.

Я встаю и нахожу карманное зеркальце, в которое смотрелась вчера, чтобы как следует разглядеть рану. Разматываю марлевые повязки, подношу зеркальце к шее и тут же втягиваю в себя воздух сквозь зубы. Кожа покраснела и опухла, а сама рана представляет собой ужасное зрелище: открытое мясо непонятного цвета.

Точно заражение.

Не успев как следует подумать, я хватаю еще один пузырек медицинского спирта, открываю и лью на рану.

Боль мгновенная и сильная. Резкий крик вырывается изо рта, и я едва не роняю пузырек.

Дверь магазинчика распахивается, Голод бросается ко мне. Видит, что я вся дрожу, замечает жидкость, стекающую из воспаленной раны. Всадник выхватывает пузырек из моих рук и смотрит на этикетку, а потом переключает внимание на мою шею.

Брови у него хмурятся.

– Это так и должно?..

– Вряд ли.

Я вижу, как мириады эмоций пробегают по лицу всадника – так быстро, что я не успеваю их прочитать.

Он хмурится, глядя на пузырек.

– Это поможет? – спрашивает он.

– Надеюсь, черт возьми, – отвечаю я.

Взгляд Жнеца снова возвращается ко мне.

– А если не поможет, что тогда?

Я понимаю, что у него нет опыта в таких делах. Всадник калечит и убивает, а о лечении и связанных с ним осложнениях знает мало.

– Давай не будем из-за этого волноваться, Голод, – говорю я, пытаясь успокоить не только его, но и себя. – Я пережила столько всяких ужасов, что простая рана на шее меня не добьет.

Хотя это далеко не простая рана.

Голод смотрит на меня слишком долгим взглядом. Наконец, он говорит:

– Я найду тебе врача.

Я сглатываю комок и сдаюсь:

– Ладно.

Если уж быть честной с самой собой, я побаиваюсь того, что может случиться, если и дальше будет ухудшение.

Я как могу собираю вещи, стараясь не обращать внимания на гноящуюся рану.

Как мы едем верхом – это отдельная история.

Едва мы трогаемся в путь, как тряска начинает раздражать мою рану. Ее дергает снова, снова и снова с каждым шагом коня, и игнорировать это не получается.

И тошнота тоже усиливается. Сначала я стараюсь ее не замечать, главным образом потому, что не хочу ничего предпринимать. Но потом я покрываюсь потом, хотя одновременно меня колотит дрожь. На улице жарко. Дрожать не с чего.

Руки Голода крепче сжимают мне живот, и я слегка вскрикиваю. Тошнота вдруг подкатывает к самому горлу, и игнорировать ее уже невозможно. О Боже, избавь мой живот от этих мучений. Аминь.

– Все в порядке? – спрашивает Голод со смутной ноткой тревоги в голосе.

Я сглатываю желчь и дергаю всадника за руку.

– Будет в порядке, ты только не дави так.

Он перестает, и я делаю несколько ободряющих вдохов.

– Мне плохо, – говорю я. – Порез на шее… – Я указываю на него неопределенным жестом. – Дела не очень.

Голод останавливает коня, осторожно снимает повязку, а затем откидывается назад в седле, чтобы хорошенько рассмотреть рану.

Увидев ее, он втягивает в себя воздух сквозь зубы.

– Что? – нервно спрашиваю я.

– Вид такой, как будто у нее сейчас вырастут зубы и она вопьется мне в лицо.

Я издаю испуганный смешок.

– Что же мне делать?