Голод

Я никогда не мог себе представить, что мне понравится форма твоего носа или расстояние между глаз. Я знаю, что по человеческим меркам тебя считают хорошенькой, но у меня мерка не человеческая, и ты, Ана, самое совершенное создание, которое я когда-либо видел. Даже когда спишь с открытым ртом. Даже когда кричишь на меня – особенно тогда, потому что мне нравится видеть твой огонь.

Я подношу ее руку к губам и целую костяшки ее пальцев.

– Ты была создана из земли, – шепчу, прижимаясь губами к ее коже, – я чувствую, как вселенная движется сквозь тебя, и все же внутренне ты – нечто совсем иное.

Я никогда не хотел любить человека. Я боролся с тобой изо всех сил. Ты была всем, чего я не должен хотеть. Но твое сострадание пронзило меня глубже любого клинка.

Я чувствовал движение Земли. Я чувствовал скрежет камня, когда горы сдвигались, а мир менял форму. Но к тебе я был не готов.

Я люблю тебя. Может быть, больше всего того, что я есть. Сам не понимаю почему, но люблю. Я люблю тебя.

По мере того как я говорю, ее черты разглаживаются, и нежнейшая улыбка трогает ее губы. И все же я чувствую, как она ускользает от меня. С ужасом осознаю, что вкус рая, который я ей даю, манит ее, как мотылька к огню.

Я сразу замолкаю. Она сделала меня самоотверженным – в какой-то степени, – но в глубине души я все тот же ублюдок, и, если выбор сейчас – подарить Ане приятную смерть или неприятную жизнь, я выбираю последнее.

– Ты не уйдешь от меня, невыносимая ты женщина.

Я встаю, опрокинув стул.

Нужно все исправить.

Я смотрю на Ану. Не хочу оставлять ее одну – я ведь ей обещал, – но я не буду сидеть и ждать ее смерти. Мог бы хотя бы промыть ей эту чертову рану.

А я вместо этого занялся с ней любовью.

Вот же ублюдок.

Приняв решение, я выбегаю из комнаты и разыскиваю эту женщину – врача. Нахожу ее на кухне, где она что-то толчет пестиком в ступке.

– Вылечи ее, – требую я.

Она поднимает брови.

– Я сделала все, что могла.

– Этого мало.

Она уходит. Этих последних слов я не произношу.

– Вы дали мне не так много возможностей для работы.

С этими словами она продолжает перетирать свои травы. Не двигаясь. Даже не поднимая глаз.

Я медленно иду к ней через комнату. Отбрасываю эту чертову ступку и пестик. Каменные инструменты падают со стола, травы разлетаются повсюду.

– Вылечи ее.

Теперь врач поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Мое присутствие ее не пугает.

– Как я уже сказала, мы можем промыть и перевязать рану, но инфекция уже зашла слишком далеко, – говорит женщина, как будто это что-то объясняет.

Слишком далеко?

– Вылечи ее, – повторяю я.

Ее спина распрямляется. Она бросает на меня испепеляющий взгляд.

– Не могу. Возможно, до того, как на Земле появились вы, всадники, мы могли бы ее спасти, но этих возможностей больше нет – вы их уничтожили.

Она делает паузу, давая мне время осознать смысл ее слов.

И я осознаю.

Ее взгляд непоколебим.

– Теперь все в руках вашего Бога.

«Но не жди от него многого», – словно добавляет ее взгляд.

Я подхожу к ней ближе.

– Будь ты проклята, – шепчу я.

Даже не желая этого, я выпускаю наружу свою силу, мгновенно уничтожая посевы. Людей это не затрагивает, но только потому, что убийство людей требует несколько больше усилий и сосредоточенности.

Хуже всего, что я даже не хочу убивать. Я чувствую какую-то извращенную благодарность к этим грязным людишкам за помощь, и мне не доставляет радости отнимать у них средства к существованию.

Врач смотрит на меня так, будто знает, что я совершил что-то ужасное.

Я возвращаюсь в комнату Аны, пока не успел еще кому-нибудь навредить. Внутри у меня ужасная зияющая дыра.

Становлюсь на колени рядом с Аной. Она лежит слишком тихо, хотя ее грудь быстро поднимается и опускается.

Жалкие, ни на что не годные человеческие тела. Конечно, они становятся хрупкими в тот самый момент, когда я по-настоящему захочу, чтобы кто-то из них был рядом.

Я втягиваю воздух сквозь зубы, глядя на спящее лицо Аны, и тут меня осеняет.

Я уже видел этот трюк.

Это тот самый выбор, что был навязан Войне и Чуме. Я не понимал этого, когда спал глубоко под землей, но понимаю сейчас.