Голод

Спасибо, мне очень нравится мое раздутое эго.

Голод подходит к деревьям, окружающим наше новое жилище. С этими деревьями тоже свои сложности. Кажется, с каждым днем густой лес, растущий в нескольких километрах от нас, подползает все ближе к нашему дому. Я знаю, что скоро листья будут падать прямо к нам на порог.

Глядя на всадника, я вновь чувствую знакомую легкость в животе.

Не могу поверить, что все это происходит со мной… с нами. С бывшей секс-работницей и ее всадником апокалипсиса.

Жизнь – странная штука.

Я возвращаюсь в дом и, проходя мимо гостиной, замечаю новую лозу, змеящуюся по дальней стене. Вглядываюсь получше, чтобы проверить, не змея ли это, но нет – просто очередное растение в гостиной нашего дома.

Я слышу, как за спиной хлопает входная дверь.

– На ней будет виноград? – спрашиваю я, указывая на лозу. Вокруг тянутся другие растения, выросшие в первую ночь, когда мы обживали это место.

– Непременно, – спокойно отвечает всадник.

Наверное, вот так это и выглядит, когда Голод счастлив. Вместо того чтобы убивать, он выращивает. Конечно, он выращивал растения и тогда, когда намеревался убить всех нас, людей, но тогда было другое дело. Те растения были его оружием, а эти – гости.

Всадник подходит ко мне. Он должен быть весь в поту, но, когда его руки обнимают меня, его кожа оказывается лишь чуть-чуть влажной, и то, скорее всего, просто от уличной сырости.

– Тебя это беспокоит? – спрашивает он скучающим голосом. Не знаю, как понимать этот тон. Иногда за его спокойствием скрывается ловушка, а иногда ничего.

– Наверное, не больше, чем тебя беспокоит мой образ жизни, – отвечаю я.

Я почти физически чувствую, какое удовольствие доставляет Голоду мой ответ.

Улыбаюсь, но тут в голову приходит мысль, которая сразу портит мне настроение.

Есть вопрос, на который я хочу знать ответ с тех пор, как мы поселились в этом доме. До сих пор я избегала расспрашивать об этом, потому что в глубине души побаивалась реакции Голода. Но пора уже наконец спросить.

Я выдыхаю.

– Ты все еще собираешься убивать людей и уничтожать их урожай?

Голод поворачивается ко мне. Взгляд у него жгучий.

– У твоих сородичей есть одна жизнь, чтобы доказать мне, что их жалкие жизни стоят того, чтобы их спасать, – говорит он наконец.

– Одна жизнь? – переспрашиваю я. Такая формулировка ставит меня в тупик.

Мгновение спустя до меня доходит: Голод говорит о моей жизни – именно ее продолжительность он имеет в виду.

Жнец замечает выражение моего лица, и уголок его рта приподнимается. Он придвигается ко мне вплотную и тянет губы к моему уху.

– Я хочу увидеть, как эта красивая кожа будет стареть.

– Ты что, правда хочешь быть со мной всю мою жизнь? – От этой мысли у меня едва не останавливается дыхание. – А если передумаешь?

– Насчет тебя? – уточняет он, и вид у него делается удивленный. – Глупый цветочек. Ты что, не понимаешь, что я все время именно к этому и стремился? Тысячелетия презрения к людям и годы пыток взращивали во мне ненависть. Но вот я здесь, рядом с тобой, и даже сам Бог не смог бы оторвать меня от тебя. Я не человек, Ана. Старость и увядание меня не отталкивают. Это часть жизненного цикла, часть того, что делает меня мной.

Я сама даже не заглядывала так далеко вперед, однако суровая честность его слов смягчает мой страх.

Я смотрю в эти жуткие зеленые глаза.

– А если я передумаю?

Голод слегка отстраняется.

– Насчет меня? – Он поднимает брови, как будто эта мысль кажется ему нелепой. – Тогда, наверное, мне просто придется пригрозить уничтожить еще какие-нибудь города. Думаю, это побудит тебя остаться.

– Боже мой, – говорю я. – Жить с тобой – это была ужасная идея.

– Что правда, то правда, – соглашается он, притягивает меня к себе и целует в кончик носа. – Думаю, я просто не дам тебе повода уйти. Это не такой веселый вариант, но я умею быть довольно обаятельным, когда захочу.

– По-моему, ты путаешь мою замечательную личность со своей, – отвечаю я.

Всадник смеется.

– Хм, может быть.

Затем он наклоняется и целует меня. Быстро, нежно и слишком коротко.

Он отстраняется только для того, чтобы прислониться головой к моей голове.

– Я никогда раньше не чувствовал себя таким живым, Ана, – признается он. – Это удивительно сложная штука. Кажется, мне все-таки нравится быть человеком.

______

Две ночи спустя я лежу на спине, голова Голода у меня между ног, а мои пальцы перебирают его волосы.

С тех пор как мы начали жить вместе, я узнала о Голоде кое-что новое: он любит затаскивать меня в постель. Любит, любит, любит. И это, правду сказать, вызывает у меня смешанные чувства.

Конечно, это приятно, но очень смущает. Дело не только в мыслях о том, что в моем влагалище какой только дряни не побывало и его губам там не место. Помимо этого, я просто не привыкла эгоистично получать удовольствие.

Может быть, как раз одна из причин, по которой Жнецу это так нравится. Я почти уверена, что он полон решимости заменить мои прежние рефлексы на новые.

Он прерывается, поднимая лицо от моей промежности.