Читаем Голод полностью

Голод

Но если меня сделают смертным, то я состарюсь вместе с ней, умру вместе с ней, пройду вместе с ней то, что ждет ее дальше.

Я хочу, чтобы так было. Очень хочу.

Но стать смертным означает жизнь в этом теле, которое я так долго презирал, в теле, к которому только недавно стал относиться иначе. И это означает отказ от своих сверхспособностей.

Это тот невероятно тяжкий выкуп, который мои братья уже заплатили.

Я наконец понимаю, почему они пожертвовали своим оружием и бессмертием. Нет ничего лучше, чем быть человеком. Эта жизнь, будь она проклята, все же имеет некоторые преимущества.

Я понимаю, что меня далеко не настолько волнуют мои сверхспособности, чтобы ради них отказаться от мысли быть смертным вместе с Аной.

Я хочу этого. Прямо сейчас. Пока не потерял решимость и не впал в свою обычную апатию.

Однако на моем пути стоит еще одно, то, что стояло на нем всегда.

Прощение.

Это слово звучит у меня в ушах так, будто его произносит сам Бог.

Прощение.

Я резко втягиваю воздух сквозь зубы. С тех пор как я впервые услышал, как Ана произнесла во сне это слово, слово, которое ее связки даже не должны были выговорить, – с тех самых пор оно не дает мне покоя.

Не знаю точно, кого мне придется простить, но думаю, что всех. Бог будет ждать от меня именно этого.

Прощать вообще не в моем характере. В лучшем случае я апатичен, в худшем – мстителен. И после всего, что люди сделали со мной, с Аной…

Прощение – просто нелепость.

Я не должен этого делать. Ни сегодня, ни когда-либо потом. У меня все равно будет Ана.

Ана, которая каждую секунду теряет частички своей жизни, и часы отсчитывают время, оставшееся ей.

Мой всегда ровный пульс учащается.

Не обязательно решать прямо сегодня.

Нет, не обязательно.

Но чем дольше я жду, тем ближе она к смерти. Разве плохо, что я хочу стареть вместе с ней?

Прощение. Я прокручиваю это слово в уме снова и снова. Простить этих ничтожных, злобных тварей.

Это полная противоположность тому, что я делал все это время.

Надо мной сгущаются грозовые тучи, закрывающие своими густыми клубами все небо. Земля содрогается – едва заметно.

Я думаю об Ане. Об Ане, которая ничего от меня не требует. Об Ане, которая спасла меня, еще не зная, кто я такой, а потом снова, уже зная.

Об Ане, которую я давно простил – я простил ее в ту самую ночь, когда мы встретились. И с тех пор прощал ее каждый день – за попытки ранить меня, за ненависть, за каждое пренебрежительное слово. Нетрудно простить такую, как Ана, добрую даже тогда, когда доброй быть ни к чему. Ана, которая своим сиянием растапливает мое холодное сердце.

Гораздо труднее простить всех остальных, особенно тех, кто когда-то причинил мне боль.

Они делали ремни из моей кожи, вырезали мне внутренности, кромсали ножами – снова и снова – и жгли меня заживо. Эти люди превратили боль в искусство.

И в ту самую ночь, когда Ана спасла меня, когда мое тело еще было изуродовано, Бог вынудил меня задуматься об этом проклятом слове.

Прощение.

Ты просишь слишком многого, – шепчу я в темноту срывающимся голосом. – Слишком многого.

Тогда я не смог простить всю это несметную человеческую массу. И до сих пор не могу. Но интуитивно знаю, что не стану смертным, пока не сделаю этого.

Я сглатываю.

На меня падает капля дождя. Потом еще одна. Земля подо мной содрогается.

Если я прощу человечество, что тогда?

Я думаю об этих несчастных людях с их грубо вырытыми колодцами и шаткими загонами, полными скучающих животных. Думаю о разрушающихся городах, заполоненных растениями.

Человеческие сердца злобны и эгоистичны. Это из-за них мне и моим братьям пришлось явиться сюда.

Словно почуяв мои мысли, доспехи материализуются на мне, а коса и весы появляются на расстоянии вытянутой руки.

Я чувствую, как давит на плечи тяжесть – не только тяжесть доспехов, но и тяжесть ненависти и гнева, тяжесть моей миссии и моего бессмертия.

Я падаю на колени и бью кулаком по дрожащей земле, а дождевые капли барабанят по моим доспехам, падая все чаще и чаще. Мне трудно дышать, и неизменно ровно бьющееся сердце ускоряет темп.

Со мной что-то происходит. Не знаю, что – просто изменения в сознании, или те силы, которые привели меня сюда, силы, которые сделали меня человеком и придали форму моей миссии, теперь трансформируются.

– Голод?..

Я вздрагиваю от звука голоса Аны.

Мой взгляд отрывается от земли, где маленькие кустики начинают зацветать и обвивать мое запястье.

Ана стоит у двери нашего дома, ее хлопковое платье развевается на ветру. Дождь льет прямо на нее, и глаза у нее испуганные.

И все же от нее исходит такое сияние, что при виде нее у меня что-то сжимается в груди.

Когда она стала моей целью?

Ее взгляд обращается на меня.

– Что ты делаешь? – спрашивает она.

Я не… кажется…

Вот черт, я ни в чем не уверен. Ненавижу неуверенность.

Прощение.

Это проклятое слово эхом звучит во мне.