Голод

– На самом деле, – говорит Голод, с интересом разглядывая свой напиток, – спиртное смывает память о любых грехах.

Я гляжу на него пристально.

– Ты пытаешься забыть обо всем, что сделал?

Мне не хочется думать об этом. Слишком легко начать сопереживать всаднику, а я не хочу сопереживать ему ни в чем.

– Неважно, что я пытаюсь забыть, – говорит он, отставляя бокал.

Взгляд Жнеца встречается с моим, на миг я вижу, как в нем мелькает выражение боли, и снова вспоминаю, как нашла его искалеченным на обочине дороги.

Откинувшись на спинку стула, подцепляю вилкой еду и жую – главным образом для того, чтобы перебить привкус жалости. Голод моей жалости не заслуживает.

Ни с того ни с сего всадник берет один из моих наручников и одним сильным рывком разрывает металл, освобождая мое запястье.

Я смотрю на него в ужасе, а он переходит к другому запястью и снова разрывает кольцо голыми руками.

Кандалы со звоном падают на пол.

Срань господня! Я и не знала, что он такой сильный.

Всадник вновь садится на свое место, как будто это не он только что буквально рвал железо на части.

– Почему ты пошла работать в этот… – Он кривится. – Дом терпимости?

– Он назывался «Раскрашенный ангел», – говорю я, все еще не оправившись от шока. Отпиваю глоток воды и чувствую необычайную легкость в руках, освободившихся от кандалов. – И ты так говоришь, как будто у меня был выбор.

Я пришла в Лагуну, почти умирая от голода, без гроша в кармане. Мне еще повезло, что на меня наткнулась Элоа, а не кто-то другой: теперь-то я кое-что понимаю в том, как этот мир относится к девушкам, оказавшимся в отчаянном положении.

– У тебя был выбор, – возражает Голод. – Ты могла пойти со мной.

– Не могла, – говорю я, отставляя воду. – Ты же знаешь. Знаешь. – Голос у меня становится глуше. – Я не такая, как те, кто ранил тебя. Я не могу видеть чужую боль. Поэтому я тебя и спасла. Но потом ты убил весь мой город. Ты стал таким же, как те, кто тебя искалечил.

Голод наклоняется ко мне, его рука ложится на спинку моего сиденья.

– Я совсем не такой, как они, – рычит он, и в глазах у него разгорается пламя. – Я пришел в ваш мир, чтобы покончить с вашим родом из-за того зла, которое живет во всех вас.

– В тебе тоже живет зло, – огрызаюсь я.

Он долго хмуро смотрит на меня. Внезапно убирает ноги со стола, встает и оглядывает меня с высоты своего роста. Я вновь поражаюсь тому, как вызывающе изысканно красив этот монстр.

– Может быть, ты и права. Может быть, я и есть зло. В конце концов, я был создан по твоему образу и подобию.

Он отталкивает меня, опрокинув мою тарелку, и выходит за дверь.

Глава 17

На следующий день, не успеваю я встать с постели, как дверь распахивается и со стуком ударяется о стену.

На пороге стоит Голод – в доспехах, с косой в руках и с возбужденным видом. В общем, все как всегда.

– Идем, – говорит Голод, дергая головой.

– И тебе доброе утро, – говорю я, подавляя зевок и потягиваясь.

– Ана. Идем.

С чего вдруг такая спешка?

– Сначала мне нужна обувь – говорю я, поднимая грязную ногу. Не помешало бы и ванну принять еще разок, но вряд ли мне это светит в ближайшее время.

– Чтобы легче было бежать? – скептически отвечает он. – Нет уж.

Я вздыхаю.

– Я думала, вчера вечером мы о чем-то договорились по поводу условий моего заключения. – В конце концов, он же снял с меня кандалы. Шаг в правильном направлении, я бы сказала. – Ты заметил, что я не пыталась бежать?

Правда, я собрала все ножи, которые сумела найти на кухне, и спрятала в доме в разных местах. Только в этой комнате у меня два под матрасом, еще два в шкафу и один в верхнем ящике прикроватной тумбочки.

На всякий случай.

– И это должно произвести на меня впечатление? Мы уже это обсудили – идти тебе некуда.

Правда.

– Но ты же все равно беспокоишься, что я сбегу, – спокойно говорю я.

– Ты склонна к неразумным поступкам…

– Мои неразумные поступки однажды спасли тебе жизнь.

– Я бы так или иначе регенерировал.

Я бросаю на него злобный взгляд.

Он отвечает тем же.

Я складываю руки на груди.

– Где та девушка? – спрашиваю я, все еще не двигаясь. Вчерашняя девушка, та, отец которой безжалостно отдал ее в руки всадника. Последний раз я видела, как ее уводили в спальню. С тех пор с тревогой думаю о том, какие ужасы он мог с ней сотворить.

– Какая девушка? – спрашивает всадник, на миг забыв о предмете нашего спора.

– Та, которую ты пощадил, – формулирую я иносказательно.

Брови Жнеца сходятся над переносицей, и на какой-то момент меня предательски завораживает его красота. Не поймите меня превратно: мудак он и есть мудак, и трахаться я бы с ним не стала, разве что совсем уж от отчаяния, ну, или вот это самое – минет во имя человечества. Но все-таки он красавчик.

Брови у Голода расправляются.

– Ах да, – говорит он. – Чуть не забыл.

И уходит.

Это… это не ответ. И уж точно не конец разговора.

Я бросаюсь следом за всадником.

– Что с ней случилось?

– Вы, люди, такие любопытные и коварные существа, – говорит он, шагая впереди меня по коридору.

– Ты ее изнасиловал? Убил?