Голод

– Этот разговор почти такой же скучный, какой была она сама, – говорит Жнец, не удосужившись повернуться ко мне лицом.

– Была? – повторяю я. – Так ты ее убил?

У меня сводит желудок. Ну конечно, убил. Это же Голод.

Жнец не отвечает, и мне остается только прокручивать в голове всевозможные ужасные сценарии.

Вслед за Голодом я выхожу через парадную дверь. С заднего двора все еще доносятся тихие стоны, но я не вижу никого – ни живых, ни мертвых.

Голод свистит, и через мгновение словно из ниоткуда вылетает его конь, цокая копытами по разбитому асфальту.

Я застываю на месте.

– Погоди. Мы что… уезжаем?

Уже?

– Мне здесь больше нечего делать, – говорит Жнец. Конь останавливается перед ним.

Голод поворачивается ко мне, подхватывает меня за талию и усаживает в седло. Миг спустя он и сам оказывается на коне.

– Стой, стой, стой, – говорю я. – Я ведь даже не позавтракала, и мне нужно взять свои вещи!

– У тебя нет вещей, – невозмутимо говорит всадник. Цокает языком, и его лошадь трогается рысью прочь от дома.

Я тоскливо оглядываюсь через плечо.

– Теперь нет.

Прощайте, ножи.

Я снова поворачиваюсь лицом вперед.

– Ты уже убил своих стражников? – спрашиваю я, когда мы проезжаем по улицам города.

– Был соблазн, – признается всадник, – но нет. Я отослал их прошлой ночью.

– Почему? – спрашиваю я, чуть повернув голову.

– Ненавижу пачкать одежду кровью.

Я зажмуриваюсь, представив эту картину.

– Нет, я не спрашиваю, почему ты их пощадил. – Уф-ф. – Я имела в виду, почему ты их отослал?..

– Я знаю, что ты имела в виду, – перебивает Голод.

Ну-ну. Похоже, это у него юмор такой.

– Они будут готовить следующий город к моему прибытию.

Так же, как готовили мой город. При этой мысли меня окатывает волной страха.

– И, – добавляет всадник, – отвечая на твой вопрос – нет, я не насиловал ту девушку, о которой ты беспокоилась. Я бы никогда такого не сделал.

Он говорит это с твердостью, обычно присущей тем, кто сам был когда-то жертвой насилия.

Неужели могучий Голод мог подвергнуться насилию? Это не так уж неправдоподобно, если вспомнить все те пытки, которые ему наверняка пришлось перенести.

– Тогда зачем ты отправил ее в спальню?

Жнец не отвечает.

Я пытаюсь снова:

– Она жива?

– Тебя-то это почему волнует? – говорит он.

Потому что она была молода и напугана, и я отчасти узнала в ней себя.

– Значит, волнует, – говорю я.

Чуть погодя Голод вздыхает.

– Жива. Пока что.

Когда мы покидаем Коломбо, люди – живые люди – выглядывают из своих домов. Где-то вдалеке я слышу детский смех.

Я смотрю на них в замешательстве. Голод не оставляет города нетронутыми.

Всадник за моей спиной свистит.

Что ты задумал, Голод?

Затем я слышу позади нас какое-то отдаленное жужжание.

Оглядываюсь через плечо: небо на горизонте потемнело и, клянусь, темнеет все больше с каждой секундой.

– Что… что это за шум? – спрашиваю я, отворачиваясь. Меня бросает в дрожь.

Всадник шепчет мне на ухо:

– А ты разве не знаешь?

Я напрягаю слух. Шум становится все громче и громче, небо продолжает темнеть. Только после того, как крупное насекомое врезается мне в плечо, я начинаю понимать.

Я отмахиваюсь от этой твари, но тут же налетают еще три. Я снова оглядываюсь и понимаю, что темное небо движется.

Этот леденящий душу звук – гул миллионов машущих крыльев.

Это голод в его истинной форме.

Мои глаза встречаются с глазами Жнеца.

– До сих пор, кажется, мои методы убийства производили на тебя не самое неприятное впечатление, – говорит он, – поэтому я решил попробовать более… библейский подход. Они будут умирать долго, – замечает он. – Смерть от голода – это нескорый конец. Может быть, кому-то из этих людей даже удастся выжить… Тебе бы этого хотелось, не так ли?

– Пошел. В задницу.

– Твоя задница меня по-прежнему не интересует, – говорит он.

Я снова смотрю вперед.

– Но, как я уже говорил, не уверен, что мне стоит проявлять такое милосердие к вам, людям. Не хотелось бы, чтобы еще одна Ана пережила мой гнев – тебя вполне достаточно.

Снова поворачиваюсь в седле, чтобы бросить на него возмущенный взгляд. Почти в то же мгновение земля вздрагивает, и я хватаюсь за седло, чтобы не упасть. Всадник насмешливо смотрит на происходящее. Небо у него за спиной проясняется, и рой насекомых рассеивается в считаные минуты.

Я не вижу, как прорастают его ужасные растения, не слышу страдальческих криков тысяч людей, попавших в их лапы, но я знаю, что это происходит.

У меня больше нет сил ужасаться. Это всего лишь еще одно злодеяние, что он совершил с тех пор, как я впервые его встретила.

И если мне предстоит странствовать с этим всадником, то лучше привыкнуть к проявлениям его извращенной натуры. Боюсь, скоро я увижу их еще больше.

Глава 18

– Я буду останавливаться три раза в день, – говорит всадник спустя несколько часов, придерживая коня на обочине. – В это время тебе нужно будет сделать все свои человеческие дела.

– А если мне чаще нужно будет в туалет?

– Не моя забота, – говорит он, прислоняясь к ближайшему дереву.