Голос блокадного Ленинграда

Не только в день этот праздничный
в будни не позабуду:
живет между нами сказочник,
обыкновенное Чудо.

И сказочна его доля,
и вовсе не шестьдесят
лет ему — много более!
Века-то летят, летят…

Он ведь из мира древнейшего,
из недр человеческих грез
свое волшебство вернейшее,
слово свое нежнейшее
к нашим сердцам пронес.

К нашим сердцам, закованным
в лед (тяжелей брони!),
честным путем, рискованным
дошел,
      растопил,
               приник.

Но в самые темные годы
от сказочника-поэта
мы столько вдохнули свободы,
столько видали света.
Поэзия — не стареется.
Сказка — не «отстает».
Сердце о сказку греется,
тайной ее живет.

Есть множество лживых сказок,—
нам ли не знать про это!
Но не лгала ни разу
мудрая сказка поэта.
Ни словом, ни помышлением
она не лгала, суровая.
Спокойно готова к гонениям,
к народной славе готовая.

Мы день твой с отрадой празднуем,
нам день твой и труд — ответ,
что к людям любовь — это правда.
А меры для правды нет.

21 октября 1956

2

Простите бедность этих строк,
но чем я суть их приукрашу?
Я так горжусь, что дал мне бог
поэзию и дружбу Вашу.
Неотторжимый клин души,
часть неплененного сознанья,
чистейший воздух тех вершин,
где стало творчеством — страданье,
вот надо мною Ваша власть,
мне все желаннее с годами…
На что бы совесть оперлась,
когда б Вас не было меж нами?!

21 октября 1957

Сибиринка

Я вернулась, миленький,
на короткий срок,
а в глазах — сибиринка,
таежный огонек.

Тот, что мне высвечивал,
темно-золотой,
енисейским вечером
с той горы крутой.

Ты не сам ли, миленький,
отпустил меня?
Ты не ждал сибиринки —
нового огня.

Руки мои жадные
ты не удержал.
Слова долгожданного
ты мне не сказал…

Путь наш пройден — вымерен,
как река Нева:
ведь в глазах — сибиринка,
и она права.

Сыплет дождик сыренький,
дождик городской.
…Не покинь, сибиринка,
поздний праздник мой.

1959

Стихи о херсонесской подкове