Читаем Голос блокадного Ленинграда полностью

    Я не люблю за мной идущих следом    по площадям    и улицам.    Мой путь —    мне кажется тогда —    стремится к бедам:    Скорей дойти до дома    как-нибудь.    Они в затылок дышат горячо…    Сейчас положат руку    на плечо!    Я оглянусь: чужими    притворятся,    прохожими…    Но нас не обмануть: к беде —    к БЕДЕ —    стремглав    идет мой путь.    О, только бы: скорей. Домой.    Укрыться.    Дойти и запереться    и вернуться.    Во что угодно сразу    погрузиться:    в вино!    в заботы!    в бесполезный труд…    Но вот уж много дней,    как даже дома    меня не покидает страх    знакомый,    что по Следам    Идущие —    придут.<p>2</p>    Не будет дома    или будет дом    и легче будет    иль еще печальней —    об этом годе расскажу потом,    о том, как стало    ничего не жаль мне.    Не жаль стареть.    Не жаль тебя терять.    Зачем мне красота, любовь    и дом уютный, —    затем, чтобы молчать?    Не-ет, не молчать, а лгать.    Лгать и дрожать ежеминутно.    Лгать и дрожать:    а вдруг — не так солгу?    И сразу — унизительная кара.    Нет. Больше не хочу и не могу.    Сама погибну.    Подло — ждать удара!    Не женское занятье: пить вино,    по кабакам шататься в одиночку.    Но я — пила.    Мне стало все равно:    продлится ли позорная отсрочка.    Мне только слез твоих    последних жаль,    в то воскресенье,    в темный день погони,    когда разлуки каторжная даль    открылась мне —    ясней, чем на ладони…    Как плакал ты!    Последний в мире свет    мне хлынул в душу —    слез твоих сиянье!    Молитвы нет такой    и песни нет,    чтобы воспеть во мне    твое рыданье.    Но… Даже их мне не дают воспеть…    В проклятой немоте изнемогаю…    И странно знать,    что вот придет другая,    чтобы тебе с лица их утереть…    Живу — тишком.    Живу — едва дыша.    Припоминая, вижу — повсеместно    следы свои оставила душа:    то болью, то доверием, то песней…    Их время и сомненье не сотрет,    не облегчить их никаким побегом,    их тут же обнаружит    и придет    и уведет меня —    Идущий Следом…

Осень 1949

<p>3</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия