Кто с их режимом не согласен.
Скажешь не то — в тюрьму,
Скажешь «против» — в могилу.
А что же мы? Смиримся?!
Не отомстим за братьев,
За жён, детей и стариков?
Когда мы цепи разобьём,
Держащие под гнётом нас
Тиранов злобных, адских фурий,
Безмерно расхищающих казну?!
Шуты повылезли в вельможи,
Страну в руины превращая
Из жажды золота и власти,
Вместо того чтобы направить
Все силы против англичан,
Которые совсем уж близко!
Попутный ветер дует в паруса
Бесчисленным судам английским,
Но арманьяки не способны
От Генриха спасти французов!
Но что мы можем сделать?
Ещё надежда не угасла,
Нас защитит Бургундский герцог.
Бесстрашным прозван он не зря
И разгромить врага сумеет,
А также арманьякам отомстить!
Согласны мы с тобой, Леклерк,
Он нам добра желает.
Ему хотим мы подчиняться,
А не тиранам — арманьякам.
Но должно нам ему помочь,
Подняв восстание в столице.
Что скажете, народ всесильный?
Бездействовать мы с вами будем,
В смятенье непрерывном жить,
Вздохнуть свободно не имея права,
Иль защищать отчизну нашу?!
Да здравствует Бургундский герцог!
Поднимем же выше наш факел
И власть в свои руки возьмём!
Напомним арманьякам о герое
По имени Этьен Марсель[4]
!Что здесь за шум?
А ну-ка живо расходитесь,
Устал я слышать непотребный лай.
Мятеж поднять хотите,
Ничтожные предатели и негодяи?!
Решили встать на сторону Бургундца?
Давно врагам продался Жан,
Которого зовёте вы Бесстрашным.
Не так давно, в Кале,
Ужаснейшую подлость он свершил,
С английским королём сдружившись.
Желайте меня свергнуть, парижане?
Отечество погибнет без меня!
Блюсти должны вы лад,
А не восстанье поднимать.
Чем яростней становится толпа,
Тем ближе бездны край.
Вы опытный обманщик, граф.
Зачем так гнусно лжёте?
Сказать готовы что угодно,
Чтоб власть не потерять.
У Вас была возможность
Победу одержать в войне.
Отбить Арфлёр нам обещали,
Но при Вальмонте проиграли.
Вам молодёжь народ доверил,
А что же Вы? Вернули их?!
Повсюду матери льют слёзы —
Лишил их коннетабль сыновей!
И этот мнимый полководец
Тираном стал, войдя в Париж.
Я предлагаю свергнуть Арманьяка
И всех его клевретов!
Долой тирана, смерть ему!
Дворнягам слово не давали!
Вы кучка жалких голодранцев,
Достойных лишь презренья.
Подумайте! Кого хотите свергнуть?
Леклерк! Тебя я проклинаю.
В твоих руках народ игрушка,
Хоть ты ничтожный лицемер.
Гореть тебе в Аду, как Бруту.
Самоотверженно народу я служу.
Граф Арманьяк Народу?!
Он чествовать врага готов
Всего-то за краюху хлеба
И за иллюзию свободы!
Он равен разумом с овцой,
Но нет, она умнее.
Так рьяно не желает зла
Своей родной державе.
Чего вы ждёте, парижане?
Этот тиран внушает страх?
Обрушьте гнев на арманьяков,
Залейте кровью весь Париж,
Пускай никто не избежит расправы!
Смотрите!
За стенами Бургундский герцог.
Узнал, что в городе творится,
Как власть нас угнетает,
И справедливым гневом воспылал.
Необходимо нам открыть ворота,
Дабы впустить защитника народа,
А также его войско.
И в тот же миг толпа,
Забывшая про жалость и пощаду,
Накинулась на графа Арманьяка.
Тем временем глава восставших
Ворота отворил и пропустил
Бургундские войска, которые не медля
Всю городскую стражу перебили,
А после по Парижу разошлись,
Чтобы пролить кровь арманьяков.
Наполнился весь город стоном,
Повсюду запылал огонь, а Жан,
Злорадствуя, приблизился к Бертрану
Вместе с французской королевой,
На смерть врага полюбоваться.
Ему недолго жить осталось
Из-за побоев горожан.
Помнишь, когда-то я сказала,
Что смерть твою увижу?
Слова мои сбылись, Бертран.
Ты проиграл, я победила.
Что чувствуешь, скажи мне?
Ты родину любил всем сердцем,
Но предала она тебя,
На жалкие польстившись обещанья.
Народ власть свергнул, не подозревая,
Что новой властью станет Генрих.
Я преступлений много совершил
И в Ад мне лишь дорога.
Но даже там я буду рад,
Что вскоре вас увижу.
Не улыбайтесь, слуги англичан,
Появится защитник у французов,
И вспомните мои слова.
Сцена V
Из гордости моей и честолюбья
Горит огнём всё королевство.
В словах моих когда-то
Звучала доброта и правда,
А действия мои вели
Всей Франции во благо.
Что же со мною стало?
Посмеешь ли, о сердце,
От искренней любви отречься?
Из-за любви я продал душу,
Влиянию поддавшись сатаны.
Он искусил меня в обличье
Французской королевы Изабеллы.
Её был красотою ослеплён
И столько пролил крови,
Что каяться мне бесполезно,
Такого зла Бог не простит.
Но милосердие в душе осталось,