Грандиозная заря

Копируя его позу, мы с Орионом продолжали «сидеть на колесе» у Вадима, и, пока с усилием крутили педали, забираясь в гору, никто из нас не оглядывался. Когда же мы наконец оказались наверху, страшно гордые и красные от жары и усилий, — только тогда мы услышали, что снизу нас зовёт перепуганная Роз-Эме.

— Он задыхается! Он задыхается!

Вадим обернулся. Я увидела, как он побледнел.

Окто лежал у ног Роз-Эме и бился в конвульсиях, а велосипед валялся рядом.

Вадим вскочил в седло, колёса взвизгнули, и он на бешеной скорости полетел вниз, а мы с Орионом остались стоять, как два каменных столба. Я уже второй раз в жизни думала, что у меня на глазах умирает мой брат. И тут у меня на самом деле очень сильно заболел живот.

Два часа спустя, после короткого визита в больницу, Вадим и Роз-Эме много кричали друг на друга. Мать обвиняла доктора, что тот вынудил ребёнка кататься на велосипеде в тридцатипятиградусную жару, а Вадим как мог отбивался, напоминая, что симптомы у Окто никогда не проявлялись, — как же он мог догадаться, что у мальчика астма? Ну как?

— И если бы я не оказался рядом… — хотел добавить Вадим, но Роз-Эме резко его перебила:

— Если бы ты не оказался рядом, у Октября не случилось бы приступа! Тебе мало того, что одного сына ты уже потерял?

Удар пришёлся прямо в сердце. Вадим скривился от боли.

— Больше никогда не говори так, — проговорил он еле слышно. — Никогда.

И бесцветным голосом добавил:

— Астма могла начаться у него когда угодно.

— Ладно, проехали, — сказала мать. — В любом случае я не люблю кемпинг.

Она прижала Окто к себе и объявила, что каникулы окончены.

Мы без возражений разобрали палатку, сложили велосипеды, убрали в фургон вьетнамки и ракетки для пинг-понга и понуро забрались в «панар».

На этот раз Орион понимал, что вести себя следует тихо: все пять часов обратной дороги он просидел молча, склонившись над каталогами, а Окто, с аэрозолем «Вентолина» в руке, ехал с чопорным видом, как светская дама.

Я сидела в глубине фургона, не решаясь пошевелиться. Тайком я подсунула под себя пляжное полотенце, и всё равно медленно и неотвратимо на махровой ткани разрасталось кровавое пятно, которое до этого уже успело испачкать мне шорты. Даже самое сильное воображение не помогало мне понять, каким образом пара очков могла избавить меня от кровотечений подобного рода.

Наша жизнь после внезапно оборвавшихся каникул больше не была прежней.

Теперь самым хрупким ребёнком в семье стал Окто, и отныне он не выходил из дома без своего аэрозоля с кортизоном. Чтобы вымолить прощение, Вадим даже подарил ему первый магнитофон, ту самую «Радиолу». И, понятное дело, никто с тех пор не видел Окто на велосипеде.

Орион же, напротив, всерьёз принялся готовиться к карьере велогонщика, хотя первое время, чтобы избегать ссор с Роз-Эме, довольствовался тренировками внутри дома. Каждое утро они с Вадимом шли заниматься в башню: доктор сделал для Ориона «велодорожку» подходящего размера, и я до сих пор помню, как они катятся бок о бок на этих своих скалках, похожие на двух канатоходцев, и как дружно поднимают руки вверх, когда пересекают воображаемую линию финиша велогонки Льеж — Бастонь — Льеж[21].

С помощью Лулу доктор наконец-то снял со стены гигантские портреты мальчика Жака.

— Жизнь продолжается, пора это признать, — сказал он.

И убрал их куда-то.

Роз-Эме и Вадим вернулись к работе, каждый — к своей. Один — в медицинском кабинете, другая — в издательстве каталогов. Один — с безропотной самоотдачей, другая — ещё более рьяно, чем прежде. Снова начались её командировки, и больше я никогда не видела, чтобы они вдвоём выходили босиком в кухню с той особой улыбкой, с которой поднимаются из постели влюблённые.

Что до меня, то я начала учиться в коллеже и стала подростком.

Каждые двадцать восемь дней у меня болел живот. Каждые двадцать восемь дней я теряла кровь. И, хотя одно не имело никакого отношения к другому, после визита к офтальмологу, подтвердившему, что я страдаю близорукостью, я получила-таки свою первую пару очков.

Глава 14 Суббота 1:30

— И тебя дразнили Очковой змеёй? — спросила Нин со смехом.

— Конечно! Дети жестоки, ты знаешь не хуже меня.

— «Очковая змея» — по-моему, это даже мило. Если бы ты видела, как люди унижают друг друга в соцсетях…

Титания не была зарегистрирована ни в одной из сетей, но ничуть не удивилась. Едва ли не каждый месяц появлялись новости о самоубийстве очередного подростка, который не вынес издевательств виртуальных «друзей». Она поднялась и пошла на кухню. Кофе ещё не остыл, и она налила себе вторую чашку.

— Тебя тоже кто-нибудь унижал?

— Всех кто-нибудь унижает, мам.

— Ясно. И тебя?

— И меня, — Нин пожала плечами. — Всех, говорю же. Это даже что-то вроде игры.

— Игры? — поперхнулась Титания. — То есть ты находишь это забавным?

— Я — нет. Просто так обстоят дела. Нужно научиться защищаться. Если кто-нибудь желает тебе зла, его надо заблокировать.