И солнце взойдет. Она

– Подожди, ты училась у этого… Хэмилтона. А этот земляной червь, выходит, тоже? Но как… – Роузи, очевидно, пыталась сложить в голове хронологию, но никак не могла. Наконец, махнув в бессилии рукой, она заявила: – Ладно, плевать. Вот я ещё в голове этой нежити не копалась. Итог и без того ясен. По мнению злой моли, у вас всё вышло наоборот – ученики предали учителей и так далее. Но знаешь что?

Рене вопросительно вскинула брови.

– Вам надо поговорить. – Рене невоспитанно фыркнула. – Эй, я серьёзно. Эта проблема не стоит и таблетки парацетамола, а головной боли вы развели на хорошую порцию морфина. Сейчас он сломает пару стульев, пострадает, а потом соберёт себя в кучу и начнёт мыслить здраво. Раз он сам несостоявшийся нейрохирург, то уж должен пораскинуть мозгами, а не строить драму.

– Сомневаюсь. Он обещал лишить меня лицензии…

Рене прервал безудержный смех и полетевшие в её сторону крошки, когда едва откусившая пирог Роузи расхохоталась.

– Фто жа бвед! Он певепил на фурфете? Аван никогта эфо не подпифет. Вот увидиф!

Однако на следующий день Рене увидела лишь пустой кабинет. Тони не вернулся, и его телефон не отвечал ни на звонки доктора Фюрста, ни самой Рене, когда она набралась смелости поговорить. Молчал тот и ночью, которую Рене проворочалась в беспокойстве. Вдруг с Энтони что-то случилось? Вдруг он где-то в больнице? Или, ещё хуже, в канаве? А может… На этом она себя обрывала, боясь, что сны окажутся правдой.

Три дня Рене металась по коридорам больницы, словно растревоженный зверь. Три дня винила себя, прежде чем где-то в полдень двери лифта на восемнадцатом этаже распахнулись. Она не знала, где нашла в себе гордость в ту же секунду не кинуться к Тони, как смогла подавить совершенно неуместную радость и заткнуть поглубже желание улыбнуться. Вероятно, в том было виновато нахлынувшее удивление, а может, шок, потому что такого она точно не ожидала. Как и никто из присутствующих.

Итак, доктора Ланга встретило обескураженное молчание. И дело было не столько в окатившей всех волне дикой вони, сколько в самом главном хирурге. Его вид вызвал тревожный вздох у всех, кроме Хелен. Старшая медсестра бросила взгляд на Рене и направилась было к Энтони, но сначала замерла под его взглядом, а потом вообще отступила.

Ланг не был пьян. О нет. Он был одуряюще трезв, однако назвать его адекватным не получалось. Рене не знала, где он провёл эти дни, но узкое лицо давно заросло некрасивой щетиной, на чрезмерно впалой щеке виднелась свежая ссадина, а одежда – всё та же, что была на нём в злополучный вечер в Торонто – была перепачкана то ли выпивкой, то ли рвотой, то ли ещё какой неведомой грязью. На рубашке виднелись странные пятна, а брюки… Похоже, Ланг несколько раз падал, а потом вовсе свалился в канализацию или куда-то ещё.

Тони тащился прямо по коридору и почти не шатался, но общая заторможенность выдавала, насколько плохо ему давался контроль над собственным телом. Руки двигались из стороны в сторону чуть сильнее, чем надо, а большие ступни были готовы вот-вот зацепиться о пол или друг друга. И всё же Ланг полз вперёд, туда, где темнела дверь его кабинета. Он миновал сестринский пост, зачем-то подхватил оттуда бумаги, которые немедленно сунул остолбеневшему Франсу, и только потом достиг застывшей Рене, чтобы… Чтобы ничего. Он прошёл мимо, не повернув головы.

Его провожали тревожными взглядами, и стало понятно, что в ближайшие сутки, а может, и двое, всем в отделении придётся справляться самим. Тем временем в конце коридора громыхнула дверь кабинета, и Рене наконец-то очнулась. Она заморгала, будто хотела прогнать сонное наваждение, и дёрнулась было помчаться за Энтони, но в этот момент кто-то невоспитанно схватил её за рукав.

– Роше, подожди, – прошептал испуганный Франс, и ничего не оставалось, как повернуться к нему. – Что мне с этим делать?

Рене смерила взглядом неудачливого резидента и незаметно вздохнула. Очень хотелось обернуться и посмотреть на злополучную дверь, убедиться, что всё хорошо, но – увы! – Холлапак тоже её работа. По крайней мере, пока Энтони не вернётся к обязанностям. Так что она молча взяла из нервно стиснутых и, кажется, опять вспотевших рук разноцветные папки, а потом быстро пролистала содержимое.

– Две биопсии, пункция и дренаж. Видимо, это твой план на сегодня. Справишься сам или… – Рене заглянула в широко открытые от страха глаза резидента – господи помилуй! – третьего года, а потом устало выдохнула. Ладно, это действительно её работа. – Хорошо. Жди здесь. Я скоро приду.

С этими словами она натянуто улыбнулась и поспешила в сторону знакомой двери, пока Франс не придумал себе, ну и Рене заодно, очередную проблему. Однако стоило подойти ближе, как желание заходить умерло само собой. Кабинет оказался не заперт, а потому в тонкую щель отлично проглядывался узкий диван и торчавшие с подлокотника длинные ноги в чёрных ботинках. Чуть дальше то и дело мелькали бледные кисти, пока Энтони неумело массировал виски и затылок. Рядом стояла невозмутимая Хелен.