Ядовито-розовая ручная граната (СИ)

- Можешь попытаться и сказать что-то? – спросил Джон, и в голосе его прозвучало напряжение, не доставившее Шерлоку никакого удовольствия. Нет, это не был тон на грани рассерженного, что Джон использовал, когда Шерлок совершал какую-нибудь глупость: модуляция его голоса была чуть выше и мягче, в ней угадывались жалость, беспокойство, и страх, свернутые в пучок пахнущих корицей эмоций.

- Голова болит, - смог выдавить он, вновь закрывая глаза, когда глубокий раскат его голоса, казалось, упал назад под собственной тяжестью, вгрызаясь в череп безжалостными скрежещущими зубами. Ему следовало бы говорить шепотом, но он не был уверен, что сможет контролировать голос.

Раздался звук ногтя, скребущего по редким волоскам, Джон почесал бровь: пунцовое замешательство.

– Это… я не знаю, что это было. Не английский. И на французский тоже не похоже. Как думаешь, можешь попробовать еще раз для меня? – в голосе его была такая надежда, словно он и в самом деле хотел получить от перемолотых мозгов Шерлока что-то вразумительное.

Тот глубоко вдохнул – воздух как колючками ободрал его горло, наполнив легкие лазурной кислотой – и сосредоточился, повторил сказанное, проталкиваясь сквозь губчатую вязкость боли в попытке найти хоть что-то знакомое:

- Голова болит.

- Да, я так и предположил, - пробормотал Джон, и матрас слегка просел, когда он пошевелился, позволив, наконец, Шерлоку определить местонахождение его невидимого друга. Он был рядом, вес его натянул простыню сбоку от Шерлока, спина прижата к изголовью кровати, недлинные ноги вытянуты перед ним. Легкого движения левой руки Шерлока оказалось достаточно, чтобы задеть плотную складку джинсовой ткани на колене друга, прохладной и шершавой; отдельные нити сплелись в блистательной сложности, словно сотканные из самого Джона. Великолепно.

- Тебе снился плохой сон или… или что-то в этом роде, - объяснил Джон, и голос его в ушах Шерлока, когда тот вновь закрыл глаза, был о-такой-мягкий и легкий. – Может быть, действие лекарств подходит к концу. Ты был в отключке почти девять часов со времени укола. Майкрофт еще раз приходил тебя проведать.

Шерлок слабо вздохнул через нос, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы передать все его чувства в отношении Майкрофта. Джон, казалось, понял его, потому что запузырился его короткий тихий смех, слегка чуточку высокий, слегка чуточку нервозный, но все равно приятный. Джон был здесь, не капая на него отвратительной жалостью, не суетясь на манер бесполезного чешуекрылого у его постели. Он просто сидел и ждал, словно знал, что и это – как и все в мире – пройдет: временная неподвижность в их жизни, краткое затишье. Это пройдет, как проходило все до этого, но Джон по-прежнему следовал за ним, даже когда ни о каком «может быть опасно» не было и речи.

- Продолжишь говорить? – попросил Шерлок, проговаривая эту фразу снова и снова, прокручивая в голове причудливые лингвистические структуры в стиле Эсперанто в надежде попасть на английский. – Продолжай говорить. Это хорошо. Отвлекает.

Джон издал неясный звук и тут же умолк: он словно начал произносить вопрос, но, вероятно осознал, что от него ждут не беседы, а монолога. Шерлок хотел ощутить голос Джона в его богатых, сочных солнечных тонах на своей коже: первый весенний день после зимней темноты. И он был вознагражден россыпью ковких согласных и вельветиновых* гласных, складывающихся в слова обо всем, что приходило другу в голову.

Он говорил о времени, что провел в армии, побуждая Шерлока думать об афганских горах и поразительной зеленой незрелости. Журчащий поток забавных историй: песок в армейских ботинках, развязавшиеся шнурки, розыгрыши и покер, полог брезентовой палатки, хлопающий на ветру, - наполнили сознание Шерлока. На языке чувствовался вкус тмина, ноздри наполнял запах горячего сухого воздуха, кружащего в разрушенных проходах чертогов его разума. Ветер играл разбросанными бумагами, оживлял засушенных бабочек, заставляя их вновь танцевать в разливающемся рассветном зареве яркими цветными вспышками.

И Джон был с ним рядом на истертой песком каменной плите, наблюдая, как льется сквозь лишенные стекол окна золотистый свет. Они сидели бедром к бедру, плечом к плечу, откинувшись назад и опираясь на руки так, чтобы соприкасались их пальцы. Не двигаясь, просто существуя.

Вместе, в то время как надвигались с горизонта приступы боли. В глазу этой бури они были вдвоем.

****

Вторая доза Норазофена влилась в его кровь так же легко, как и первая – Шерлок парил на самом краю сознания, пока Джон вводил иглу в вену. Казалось, лекарство выполняло свою работу, хотя Джон понимал, что оно только сглаживало самые острые грани боли в голове его друга и облегчало противоречивые сигналы, что нервы передавали по его телу.