Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

Однако самому Шерлоку лучше не становилось. Наступила и ушла полночь, но не было ни малейших признаков, что тот возвращался к своему обычному саркастическому состоянию духа, а веки Джона начали наливаться тяжестью и усталостью. Шерлок по большей части спал, что, Джон знал, было благословением. Он просыпался на небольшие промежутки времени, наполненные короткими, болезненными вдохами и обрывками слов на французском, немецком или на чем-то, похожем на испанский или итальянский. Просьба повторить, казалось, помогала Шерлоку найти английский вариант, но требовала очевидных болезненных усилий, и по его мольбе говорил лишь Джон, и голос его, чуть громче шепота, наполнял воздух словами: обо всем и ни о чем – небольшая цена, если это приносило Шерлоку успокоение.

Но теперь, как раз когда Джон начал раздумывать над тем, чтобы притащить постельные принадлежности и лечь спать на полу, Шерлока начало трясти. Все началось как легкая дрожь, пробегающая по его обнаженным рукам, но постепенно ее интенсивность нарастала, становясь все сильнее, в то время как сам Шерлок свернулся на боку, придвигаясь к Джону, словно в поисках тепла.

Попытка накрыть его одеялом вызвала хриплый агонизирующий крик и чуть не убила Джона ощущением вины. Он сдернул причиняющий боль текстиль и отбросил его в угол комнаты, бормоча бессмысленные утешения Шерлоку, подтянувшему колени к груди. Джон присел на край кровати, тихий и обеспокоенный; торопливо съеденный ранее ужин из того, что нашлось в холодильнике, неприятным комом ворочался в желудке.

Быстрое, легкое прикосновение ко лбу Шерлока показало отсутствие лихорадки; ему просто было холодно. С наступлением полночи температура в комнате упала, и Джон сам, хоть и был в джемпере, немного мерз. Однако казалось, что даже простыня причиняет Шерлоку боль, заставляя его расчесывать зудящую кожу на ребрах до красных полос.

Спустя несколько мгновений Шерлок повернулся, придвигаясь ближе к бедру Джона только лишь для того, чтобы отдернуться как от ожога – тепло притягивало его, но прикосновение отпугивало. Его длинные пальцы безмолвно цеплялись за свитер и джинсы друга, и Джон увидел, как глаза Шерлока, моргнув, открылись и сердито посмотрели на него, куда более осмысленные, чем они были весь день.

- Холодно, - пробормотал он, убирая руки и прижимая ненадолго ладони к глазам, прежде чем обхватить себя самого, сжимаясь в комочек. – Ненавижу этот этап.

- Так всегда бывает? – спросил Джон, стараясь по-прежнему говорить тихо и мягко, болезненно осознавая каждый пробегающий по лицу Шерлока спазм. – Что ты обычно делаешь?

Плечи Шерлока дернулись - быстрое, резкое движение вверх, вызвавшее тихий стон дискомфорта, застрявший у него горле и завибрировавший в неподвижном воздухе комнаты.

– Жду, пока все пройдет? – это прозвучало так по-детски, но не обиженно, а с надеждой, словно он отчаянно ждал, что Джон предложит выход получше.

Потерев рукой переносицу, Джон вздохнул: в мозгу его один за другим пробегали возможные варианты, каждый последующий не полезнее предыдущего. По крайне мере, сейчас Шерлок говорил на английском, хотя, сколько это продлится, с уверенность сказать было нельзя.

– Если одеяло причиняет боль, то одеть тебя потеплее тоже не выйдет. А если под душ? Под горячую воду?

Шерлок закрыл глаза, и губы его искривились в болезненной гримасе.

– Не могу передвигаться, – он вновь затрясся, на этот раз сильнее, и Джон увидел, как он поморщился, когда застучали его зубы, без сомнения, громко отдаваясь в голове.

Если бы они были в больнице, можно было бы использовать одеяла с подогревом - что-то излучающее тепло, что можно расположить поблизости с Шерлоком, - но здесь, на Бейкер-стрит, у них не было даже грелок. Все, что Джон мог предложить – это был он сам, и он с трудом сглотнул, обдумывая эту идею. Безразличие Шерлока к понятию личного пространства было широко известно, но здесь вопрос был все же в несколько большем, чем просто встать слишком близко. С какой бы стороны Джон на это не смотрел, всегда присутствовал подтекст «находиться в одной постели», вне зависимости от отношений, сложившихся между двумя сторонами. Как ни крути, в этом была интимность.

Проблема была не в том, что он не хотел оказаться настолько близко к Шерлоку; он просто был не уверен, насколько легко сможет вновь отстраниться, когда в нем больше не будет нужды. И в том, как Шерлок отреагирует на подобное вторжение, когда его мигрень пройдет.

Очередной приступ озноба решил все за Джона, и он поднялся, стягивая джемпер, сбрасывая обувь, стаскивая носки и снимая джинсы, пока не остался только в трусах и футболке. Шерлок смотрел на него слегка недоуменно, и Джон обошел кровать, приподнял простыню и скользнул под нее, пытаясь действовать так, словно это было привычной повседневностью.

- Тепловое излучение тела, - объяснил он. – Это лучшее, что я могу предложить. Возможно, от меня исходит не так много тепла, в комнате достаточно прохладно, но, если нам повезет, это должно помочь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература