Читаем Ядовито-розовая ручная граната (СИ) полностью

Большой палец обводил один из выступающих позвонков в неосознанном желании успокоить, и Джон отметил, насколько гладкая у Шерлока кожа, будто обтянувший крепкие кости шелк. Так странно было видеть всю хаотичность Шерлока обернувшейся подобным покоем, и Джон поймал себя на мысли: неужели друг всегда спит именно так? Если говорить о сне, ему всегда трудно было представить, что Шерлок в нем будет столь же обычным, как все люди: друг настолько отличался от них во всем остальном, что Джон отчасти ожидал, что и в забытьи тот не перестанет сыпать умозаключениями. Он ни разу не представлял себе картины такой безмятежности и расслабления.

И так просто было вообразить пробуждение в иных, лучших обстоятельствах – в объятиях наполовину улегшегося на него, привалившегося своим долговязым телом Шерлока. Он мог представить, как встречает его теплый, счастливый, расслабленный взгляд, какую-то едва уловимую нежность в глазах: принятие. Джон не позволял себе предаваться подобным мыслям слишком часто. Возникающие иногда неуместные сексуальные фантазии о Шерлоке - дело одно, а вот подобные сцены домашнего уюта - уже чересчур, такое говорит о чем-то куда более интимном, нежели простое вожделение.

Джон не мог позволить себе задерживаться на этой мысли, тем более что все это, как он полагал, навсегда останется для него недоступным. Проснись Шерлок сейчас, Джона встретили бы озадаченность и отторжение, а возможно даже и отвращение. Как ни крути, даже зная, что на самом деле им двигало, он все равно чувствовал себя так, будто воспользовался беспомощностью друга.

Кто-то стоящий в дверях прочистил горло, и Джон рывком, виновато поднял голову. Даже не взглянув на посетителя, он уже знал, что это не миссис Хадсон. Прежде всего, голос был мужским; к тому же их домовладелица скорее щебетала бы от счастья, а не откашливалась так многозначительно и осуждающе.

- Убирайся, Майкрофт.

Бормотание Шерлока стало дополнительным потрясением, без которого Джон вполне мог бы обойтись. Сердце дернулось и тут же, пристыженное, оборвалось, упало, пустое и потяжелевшее куда-то в район желудка. Впервые в жизни после того, как ему исполнилось четырнадцать, Джону захотелось провалиться сквозь землю.

- Пойду угощу себя вторым завтраком, - невозмутимо ответил Майкрофт, адресовав Джону крайне многозначительный взгляд. Приподнятая бровь ясно давала понять: он крайне разочарован подобным непрофессионализмом, но в то же время ничуть ему не удивлен. Джон не мог определиться, что здесь хуже.

Однако главной его заботой был не старший Холмс. Джон жил не с Майкрофтом, не за ним он следовал на места преступлений, не вокруг него выстроил он всю свою богом проклятую жизнь, и не его сейчас держал в объятиях, полусонного и немногословного, а возможно не до конца все осознающего. Джону следовало отстраниться, выбраться из постели и дать Шерлоку пространство, чего тот наверняка потребовал бы, не будь он сейчас в полубреду от боли и седативных; но мышцы явно не желали повиноваться, а дыхание чуть ерошило волосы друга.

- Шерлок? – прошептал он, откашлявшись, после того, как имя прозвучало мало напоминающим нормальный голос хрипом. – Как ты себя чувствуешь?

Наступила задумчивая тишина, и Джон затаил дыхание, молясь о том, чтобы ответ оказался понятен и прозвучал на английском. Ведь это, наверное, будет знаком, что Шерлоку хоть самую малость полегчало по сравнению со вчерашним?

- Как будто в голове взорвали мощнейшую ядерную бомбу, и весь мозг осел на внутренних стенках черепа, - сипло ответил, наконец, Шерлок. Выдох щекотно скользнул по коже, кончик носа потерся о плечо, и друг добавил: - Но теперь теплее. Спасибо.

Джон обдумал, не стоит ли ему хоть как-то оправдаться, объяснить, почему они лежат так близко, прижавшись друг к другу в тесном объятии, но все, что вышло в итоге – тихое:

- Не за что. Ты… тебе лучше, чем вчера?

Шерлок слабо повел плечом, все еще двигаясь так, будто тело его было скорее высеченным из гранита, нежели разгоряченной бледной плотью и вялыми мышцами.

- По-другому. Сознание яснее, к сожалению: все идет, как обычно, - с кухни донеслось звяканье посуды, и Шерлок вздохнул, его ладонь скользнула по талии Джона, когда он убрал руку. – Сейчас он примется демонстративно заваривать чай и уничтожать печенье. Скажи ему, чтобы перестал быть таким приторно-коричневым.

- Приторно-коричневым? Это… это у него цвет такой? – спросил Джон, чувствуя себя до смешного счастливым, когда друг одобрительно глянул на него, приоткрыв один глаз.

- М-м-м, по большей части как ириска, но оттенки меняются, - Шерлок моргнул и снова закрыл глаза, потянув подушку Джона к себе и накрыв ею голову, так что голос его доносился приглушенно. – Когда я был младше, он был как джем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература