Ястребиный источник

Какая мать, мечась на простыне
В бреду и муках в родовой палате
Или кормя младенца в тишине
Благоухающей, как мед зачатий, —
Приснись он ей в морщинах, в седине,
Таким, как стал (как, спящей, не вскричать ей!),
Признала бы, что дело стоит мук,
Бесчисленных трудов, тревог, разлук?

VI

Платон учил, что наш убогий взор
Лишь тени видит с их игрой мгновенной;
Не верил Аристотель в этот вздор
И розгой потчевал царя вселенной;
Премудрый златобедрый Пифагор
Бряцал на струнах, чая сокровенный
В них строй найти, небесному под стать:
Старье на палке — воробьев пугать.

VII

Монахини и матери творят
Себе кумиров сходно; но виденья,
Что мрамором блестят в дыму лампад,
Дарят покой и самоотреченье —
Хоть так же губят. О незримый Взгляд,
Внушающий нам трепет, и томленье,
И все, что в высях звездных мы прочли, —
Обман, морочащий детей земли!

VIII

Лишь там цветет и дышит жизни гений,
Где дух не мучит тело с юных лет,
Где мудрость — не дитя бессонных бдений
И красота — не горькой муки бред.
О брат Каштан, кипящий в белой пене,
Ты — корни, крона или новый цвет?
О музыки круженье и безумье —
Как различить, где танец, где плясунья?

ДЕВА, ГЕРОЙ И ДУРАК

Дева

Гляжуся в зеркальце свое с досадой:
Так отражение со мной несхоже,
Что от твоих похвал насмешкой веет,
Как будто хвалишь ты во мне другую;
Я просыпаюсь в ужасе: мне страшно
Самой себя; что началось с обмана,
Продолжится жестокостью; беги же,
Слепец влюбленный, — ты меня не знаешь.

Герой

Вот так я проклинал свое геройство
За то, что не меня — его ты любишь.

Дева

Когда твое геройство столь же мнимо,
Как красота моя, уйду из мира;
Монахинь чтят хотя бы; им не нужно
Обманывать и мучить.

Герой

Да, их чтят,
Я знаю, — но не ради их самих,
А за святую жизнь.

Дева

Скажи еще,
Что только Бог нас любит не за что-то,
А просто так. Но если сердце жаждет
Мужского обожанья и любви?

Дурак на обочине

Когда поток минут,
Что в гроб нас волокут,
Поворотится вспять
И мысли, что дурак
Мотал на свой колпак,
Придется на начало размотать, —

Освободясь от пут

И мыслей и минут,
Я стану тенью вновь,
Тогда средь облачков,
Воздушных дурачков,
Быть может, встречу верность и любовь.

СВЕРСТНИКИ

Я не от старости охрип
И голос надсадил,
Нет, это я смеялся так,
Что выбился из сил.
Когда луна, как в кружке эль,
Мерцает в небесах,
Идет-бредет старуха Медж
С репьями в волосах.
Она несет в руках чурбак,
Закутанный в тряпье,
И стонет: «Баюшки-баю,
Сокровище мое!»

Когда безмозглый старый Джек,

Что был делягой встарь,
На пень залазит и орет,
Мол, я — Павлиний Царь, —
Смеясь до колотья в боку,
Ухохотавшись весь,
Я знаю, в ней поет любовь,
А в нем кричит лишь спесь.