Язык и идеология: Критика идеалистических концепций функционирования и развития языка

«Короче говоря, – утверждает Н. Хомский, – язык изобретается заново каждый раз, когда им овладевают, и эмпирическая проблема, с которой должна иметь дело теория овладения языком, состоит в том, как может происходить это изобретение грамматики»

(Хомский, 1972, 104).

Особенностью этой грамматики является также то, что она «правильна», идеальна, и, пользуясь ею, ребенок получает возможность воспринимать и создавать неограниченное количество правильных предложений на данном языке.

Знание конкретной грамматики составляет так называемую компетенцию говорящего.

«Знание языка – „языковая компетенция“ …предполагает совершенное владение этими грамматическими процессами»

(Хомский, 1972, 43).

В объяснении того, как соотносятся между собой конкретная и универсальная грамматики, Н. Хомский явно непоследователен. Поскольку в результате применения оценочных процедур в состав конкретной грамматики отбираются только те схемы, которые входят в сферу врожденных принципов УГ, то грамматика на выходе должна была бы отличаться от универсальной только своей «конкретностью», т.е. соотнесенностью с реальным естественным языком. У Н. Хомского, однако, находим иное толкование этого вопроса.

«…Грамматика конкретного языка, – пишет он, – должна быть дополнена универсальной грамматикой, которая вводит творческий аспект использования языка и выражает глубинные регулярности, которые, будучи универсальными, исключаются из самой конкретной грамматики. Поэтому вполне естественно, чтобы грамматики более или менее подробно обсуждали только исключения и нерегулярности. Только после дополнения универсальной грамматикой грамматика данного языка дает полные сведения о компетенции говорящего-слушающего»

(Хомский, 1972а, 11).

Эту точку зрения трудно согласовать с изложенной выше теорией усвоения языка Н. Хомского. Во-первых, трудно найти объяснение, каким образом «исключения и нерегулярности» могут пройти через врожденное устройство и его оценочные процедуры и попасть в «интернализуемую» конкретную грамматику. Во-вторых, грамматика, состоящая из одних исключений и нерегулярностей, никак не может соответствовать той идеализированной и «правильной» системе, которая, по утверждению того же Н. Хомского, только и возможна для всякого языка (см.: Chomsky, 1979, 190). В-третьих, невозможно себе представить, чтобы такая грамматика могла обеспечить говорящему возможность производить правильные предложения.

Роль теории усвоения языка в общем учении Н. Хомского действительно определяющая. Из нее непосредственно вытекает его учение об употреблении языка с дихотомией – «компетенция» и «употребление» (performance), – которое далее перерастает в теорию глубинных и поверхностных структур, связываемых между собой грамматическими трансформациями. Следовательно, и то философское истолкование явлений, которое легло в основу данной теории усвоения языка, неминуемо распространяется и на остальные разделы общей генеративной грамматики. Поэтому попытки рассматривать общелингвистические части этого учения обособленно от концепции «врожденных идей» нельзя считать оправданными.

Тесно связан с этой концепцией и известный тезис Н. Хомского о «творческом характере» (creativity) языка, который иногда считается одним из высших его достижений.

«…Нормальное использование языка, – пишет Н. Хомский, – имеет новаторский характер в том смысле, что многое из того, что мы говорим в ходе нормального использования языка, является совершенно новым, а не повторением чего-либо слышанного раньше и даже не является чем-либо „подобным“ по „модели“… тем предложениям или связным текстам, которые мы слышали в прошлом»

(Хомский, 1972, 23).