Язык и идеология: Критика идеалистических концепций функционирования и развития языка

«Называя изоглоссами элементы, которыми владеют члены данной языковой общности в данный момент времени, мы можем определить язык как систему изоглосс, объединяющих индивидуальные речевые акты»

(Pisani, 1947, 13).

Онтологическая реальность праязыков, таким образом, отрицается (см.: Пизани, 1966, 8). В. Пизани утверждал, что

«все „праязыки“ не могли быть ничем иным, как „языковыми союзами“»

(Пизани, 1956, 173).

Вообще надо сказать, что неолингвистика подвергала сомнению генеалогический принцип классификации языков, который лежит в основе сравнительно-исторического языкознания (ср.: Общее языкознание, 1973, 67).

Неолингвисты решительно отрицали реконструированные формы и отказывались от рационального использования языковых фактов, расположенных в одной временнóй плоскости, для восстановления явлений, не засвидетельствованных текстами.

Конечно, к «восстановлению» явлений, не засвидетельствованных текстами, следует относиться с большой осторожностью. Но это не значит, что все реконструкции следует отрицать, как это делали неолингвисты (ср. пункт 38 о «формах под звездочкой» в программной работе Дж. Бонфанте «Позиция неолингвистики»). Кстати, многие из первоначально реконструированных «форм под звездочкой» латинского языка после обнаружения новых памятников оказались не «выдумкой» лингвистов, а блестящим доказательством правильности метода реконструкции.

А. Мейе писал:

«Индоевропейские формы нигде не сохранились, но мы реконструируем их на основе того, что нам известно о системе индоевропейского языка, а также на основе тех расхождений, которые удалось проследить в исторически засвидетельствованных языках»

(Мейе, 1954, 31).

Когда Мейе критически отзывался о реконструкциях, то это не означало, что он вообще отрицал возможность реконструкции. Но он выступал против возведения реконструкций к одной временнóй плоскости, якобы отражающей «общий язык», а также против того, что реконструкция дает полное и безошибочное представление об исчезнувшей форме. (Показательна в этом отношении и позиция О. Семереньи, см.: Семереньи, 1980, 45.) Соглашаясь с тем, что каждая реконструкция отражает только соответствующий уровень в развитии лингвистики, нельзя тем не менее не отметить, что она дает достаточно близкое и точное представление об исчезнувшей форме и при отсутствии памятников письменности может сослужить хорошую службу. Вот почему огульное отрицание неолингвистами «форм под звездочкой» надо считать проявлением агностицизма.

Что касается отказа от признания реальных границ между диалектами, то эту точку зрения поддерживал еще Фосслер (Vossler, 1954, 11), неолингвисты же пошли значительно дальше. Они не признают границ даже между отдельными языками. Эта идея «лингвистической непрерывности» также была выдвинута задолго до неолингвистов И. Шмидтом в его «теории волн» (ср.: Общее языкознание, 1973, 122). Реально, с точки зрения неолингвистов, существуют только индивидуальные языки отдельных лиц (индивидуумов). При этом нельзя не отметить, что такая позиция делает сомнительной возможность осуществления пункта двадцать первого неолингвистического манифеста, который призывает к установлению истории каждого отдельного слова:

«откуда оно происходит, когда, почему и при каких обстоятельствах оно возникло, какими путями пришло, кем было впервые использовано – каким социальным классом или какой профессиональной группой. Было ли оно поэтическим, техническим, юридическим или каким-то другим? Какое слово оно собой заменило (если заменило), с каким словом вошло в конфликт? Каким образом другие слова оказали влияние на его значение и форму? В каких выражениях, пословицах или стихах оно употреблялось?»

(Bonfante, 1947, 352).

Если каждое отдельное слово в каждом индивидуальном языке – это единица исследования, то лингвист попадает в такой лабиринт, из которого никогда не сможет выбраться.