Каждая лингвистическая школа, течение или направление так или иначе обязательно сталкиваются с проблемой освещения природы языка. Существуют два прямо противоположных понимания языковой природы: те, кто стоит на философских основах материализма, считают язык объективно существующим материальным явлением, другие определяют языковую структуру как идеальную систему отношений, которая безразлична к звуковой (материальной) реализации, или же считают идеальные образы вещей первичными по отношению к их материальным проявлениям. Естественно, что в этом проявляется отношение ученых к кардинальному вопросу философии. Представители материализма заявляют о своих взглядах открыто. Однако идеалисты не всегда прямо и откровенно говорят о своей приверженности к идеализму и часто прячут свои убеждения за словесным жонглированием.
Правда, существуют и такие лингвистические направления, которые не только не делают тайны из своей зависимости от философии идеализма, а даже откровенно ее афишируют. Но от подобной откровенности они не становятся менее опасными. Любые свои теории идеалисты стремятся представить стоящими выше материализма и опирающимися на новейшие научные данные. К таким откровенно идеалистическим школам в языкознании принадлежит и неолингвистическая школа.
В исследованиях по истории лингвистики этому течению уделяют сравнительно мало внимания (ср.: Березин, 1975; Кондрашов, 1979) или же совсем его игнорируют. Так, Г. Гельбих в своей монографии о языкознании нового времени не только не находит места для характеристики неолингвистики и работ ее основных представителей, но даже не называет их имен (Helbig, 1973). Точно так же не рассматривает неолингвистики и В.И. Кодухов в очерке истории языкознания, который приведен в его учебнике по общему языкознанию (Кодухов, 1974).
Иногда в качестве причины для такого отношения к неолингвистике называют отсутствие единой теоретической платформы и эклектичность взглядов неолингвистов. В этом утверждении есть доля истины, так как представители неолингвистики, действительно, с одной стороны, разделяли мнение о языке как о духовной деятельности и художественном творчестве человека, а с другой – признавали основные положения лингвистической географии Ж. Жильерона и теории языкового смешения и языковой непрерывности Г. Шухардта. Однако, несмотря на очевидное влияние на них идей языковедов, стоявших на материалистических позициях, неолингвисты оставались на идеалистической точке зрения и для каждого языкового изменения пытались найти причину духовного порядка, ибо их исходная позиция определяла язык как исключительно духовную деятельность.
Неолингвистику вполне справедливо считают одним из критических выступлений против младограмматизма в языковедческой науке конца прошлого столетия. В свое время младограмматики выступили с критикой идеалистической теории Гумбольдта о «народном духе» как движущей силе развития языка, романтической концепции развития языка лишь в доисторический период и его упадка в исторический, а также «родословного древа» А. Шлейхера. Они выдвинули лозунг исследования новых языков на основе фонетических законов, которые, по их мнению, действуют без исключений. Признавая в языке, наряду с физической стороной, и сторону психическую, они подчеркнули роль аналогии как одного из проявлений ассоциативного свойства человеческой психики. Достижения младограмматиков общеизвестны. Следует подчеркнуть, что позиции материализма в языкознании были усилены стремлением младограмматиков открыть объективные закономерности функционирования и развития языков, а также их особым вниманием к материальной стороне языка, что в дальнейшем послужило базой для возникновения инструментальной фонетики и лингвистической географии.
Однако младограмматизм не был лишен и существенных недостатков: это и игнорирование теоретических вопросов лингвистики, и безразличие к отдельным разделам науки о языке, и общеизвестный атомизм исследований, и непонимание системности самого языка (см. об общетеоретических установках Г. Пауля в: Чикобава, 1959, 62 – 84). За это младограмматизм заслуженно был подвергнут критике, но сначала не слева, а справа. Первым поднял свой голос К. Фосслер, ставший вождем эстетической школы в языкознании, или неофилологии. Почти одновременно с ним начал свою критику младограмматизма Маттео Бартоли, возглавивший другое правое направление в языкознании – неолингвистику. Ученик известного младограмматика В. Мейера-Любке, он – в противовес младограмматикам – объявил себя неолингвистом. Эта автохарактеристика содержится в выступлении М. Бартоли против понятия «фонетические законы» – этого «самого выдающегося открытия в области лингвистики второй половины XIX столетия» (Georgiev, 1969, 214). Эпиграфом к своей статье «К истокам новолатинского» он поставил следующее: