Амальрик здесь это сделал художественно, я его с тех пор много раз видел. У меня было очень плохо с деньгами, и Амальрик очень часто меня выручал. Я все время должен был где-то занимать, чтобы отдать предыдущий долг. Брал 100 рублей на два месяца, потом по новой. Надо сказать, что Амальрик не был безденежным и бездомным бродягой. У него были деньги и место где жить, он вообще был человек прагматичный. Я бы не сказал, что он слишком серьезно торговал картинами. Вот про Волконского можно сказать — торговал. А с Цырлиным я не был близко знаком. Он был одной из ранних пташек и рано умер. Он был чуть ли не главным редактором издательства «Искусство». Его выгнали с работы, из партии, жена выгнала, он сделался абсолютно бездомным и познакомился с группой молодых ребят — Миша Кулаков, Вечтомов, Плавинский, Саша Харитонов. Зверев там же был. Надо сказать, что Плавинский и Харитонов были запойными пьяницами, а Кулаков был буйный, здоровый такой малый, который резал свои картины ножом на куски. У Марамзина до сих пор жива картина, склеенная из этих кусков. И вот Цырлин оказался в этой дымной компании. Раза два я его видел, и он мне говорил, что всю жизнь был не на своем месте и начал новую жизнь только сейчас. А эту жизнь было не очень легко прожить человеку не юных лет. Но все они не были собирателями, скорее кормителями — не то что «Дай картину — покушай!», просто картины у них валялись.
Первый человек, который предложил мне продать ему картину, был Юра Соболев. Где-то он со мной познакомился в те годы и решил две картины купить. Он спросил, сколько они могут стоить? Рабочий мог работать сдельно. Инженер получал тогда меньше рабочего, рублей сто. Я рассчитал, что на уровне самом простом, обычном моя картина стоила 20 рублей. И Юра Соболев купил две, чему я был несказанно рад. Потом я стал брать месячную зарплату хорошего инженера. Дело в том, что я картины очень долго делал. Это не прибавляет качества, но, тем не менее, я брал по труду. Конечно, я понимал, что продам не все картины, но мне нужно было иметь в месяц свои 90-100 рублей. Таким образом у меня получилось 150. Вторым покупателем был один грузин-архитектор, Виктор Джорбенадзе. Потом появился Андрей Волконский, забравший плохую картину со словами, что отвезет ее одному «греку-дураку», это было прозвище Костаки. Картина называлась «Мост», она есть в моем списочке. Волконский забрал, и больше я его 10 лет не видел. И Костаки никакого «Моста» не видел. Я с ним потом мало общался, но так и не спросил, куда он ее дел. Но тогда картины не ценились — экое добро забрал! Потом купил Костаки, две довольно большие картины по 150 рублей. Приехал, спросил, сколько стоит. Не сказал, что дорого, и уплатил 300 рублей. У нас с ним проблем не было. Кто не отдавал деньги, так это Семен Кирсанов. Но как-то ко мне приехали Лиля Брик с Луи Арагоном, который сказал отцу и матери: «Вообще-то ему надо ехать в Париж учиться!» Сволочная по тем временам фраза! Как будто Арагон ничего не понимал. А он с Пабло Нерудой был на выставке молодых художников, где повесили мои картины, которые выглядели вызывающе ярко. Неруда их похвалил, а Кирсанов, чтобы не ударить в грязь лицом, сразу купил пару. Мой отец к нему ездил за деньгами. Он его буквально замучил, отдавая деньги по пятерке. И когда Лиля была, отец сказал ей, что у меня Кирсанов купил картины. А Лиля: «Да? И деньги отдал?» — «Пока еще нет!» — «Интересно, Сема — и деньги отдает!»
Это не байка. В дальнейшем я перешел на следующий подсчет своей работы по квадратным сантиметрам. У меня не покупали все картины, но я все равно должен был их писать и на что-то жить. Покупателей было крайне мало, и я уже знал, какую часть у меня могут купить. Так как я писал большие картины, которые не надеялся продать, то маленькие должны были стоить достаточно дорого. Ведь не может большая стоить миллион, а маленькая три копейки. Может, это тоже шедевр. Как определить, хорошая работа или плохая? Тогда я придумал продавать по размеру. Измерялась длина на ширину. Довлатов придумал доллар за квадратный сантиметр, на самом деле был рубль. «Сколько стоит?» Я говорю: «Сейчас». Брал сантиметр и измерял, на 100 или 200 рублей. Однажды ко мне приехал Виктор Луи, знаменитый агент КГБ, который вывозил рукописи, и спросил: «Сколько стоит?» Я ответил: «245 рублей». — «Ну, я вам дам 200». Я: «245 рублей». Он: «Ну хорошо — отрежьте 45». Я подумал: «Ну, сука, гаденыш какой!» Так и не купил ничего. Я у него никогда не был, но слышал, что у него большая коллекция, фонтаны на даче стоят.