Идеально другие. Художники о шестидесятых

Хвост, пошел он на хуй, он всегда был хвост! И вдруг происходит потрясающая встреча, с Хлебниковым. Хлебников — мой бог, отец идеи, мысли, не только поэзии. Витя Соснора нас надувает — он первый выезжает за границу, в Париж. Приглашает его историк французский Масси, пишущий про Романовых. И там он покупает сборник «Посева» и хочет нас наебать — он из Хлебникова берет цитаты и ворует, выдавая Хлебникова за себя. Например, его поэма «Венера и Шаман» — чистый Хлебников. Когда у меня появилась книга, я ему этого не сказал. Но Витя недалеко смотрел в будущее — времена меняются, и теперь у каждого может быть Хлебников. Вдруг я вижу, что горизонты запрещенности и величия Сосноры и Горбовского начинают уходить, и вижу настоящего, глубокого мыслителя и поэта. Я дружил с Лилей Брик, ходил к ней, и спросил: «Какой он, кто он был?» — «Он был как Бог», — Лиля коротко всегда выражалась. Его мышление тоже было восточное, дзеновское, которое мне очень близко. Когда он ходил по Бухаре, весь рваный, его принимали за дервиша из суфиев, за своего.

В 60-х Восток открылся как способ эскапизма — йога, самиздат, путешествия.

Все в это время увлекались восточными искусствами, борьбой, йогой, буддизмом, переводами. В те времена, приезжая в Москву или Питер, чтобы получить прописку, интеллигент устраивался дворником. Он был дворником и в то же время мог быть великим человеком. И вот один такой устроился в воронихинский Казанский собор. В подвале была потрясающая библиотека древних манускриптов, которые в свое время привез Бадмаев, лекарь царского двора. От него пошла буддистская традиция в Питере. Я забыл имя этого симпатичного человека, который работал дворником, он по-тихому нам манускрипты выносил, на два-три дня, самообразование тогда было очень развито. И Саша Кондратов, очень хороший специалист, единственный в свое время знавший санскрит, нам переводил. Изумительный человек, писатель и поэт. Мне жалко, что я не встречаю публикаций о нем.

Хвост писал о нем в романе «Максим» — как Сэнди познакомил его с академиком Кнорозовым, расшифровавшим язык майя.

Саша переводил, печатал на машинке, мы читали древние манускрипты, Крийя-йогу и учились по этим текстам. Саша был сам замечательный, потрясающий йог. Он был знаком с сыном Рериха и, когда тот приезжал, с ним общался. В горбачевские времена у меня была выставка в Питере в Этнографическом музее, Саша пришел и познакомил меня с ним. Саша был блестяще одаренный человек, и в литературе, и в поэзии, но это потерянное поколение — видимо, не осталось наследников, чтобы напечатать.

Но в Питере издают много, культурный слой сохранился. А как увлечение буддизмом спасало от дикого богемного пьянства?

В какой-то степени, но Саша Кондратов, бывший настоящим буддистом, умер от водки. Это русский буддизм, где одно другому не мешает, разговоры за бутылкой — из той же оперы. Они устраивали поездки в Среднюю Азию, собирали там мак и в Питере что-то готовили. Мне в этом отношении повезло, потому что я попал в компанию алкаша Горбовского, и там все было определенно. В Москве все это увлечение позже началось, года с 74-го. Мы собирали деньги на аренду школы и занимались карате, в Питере я занимался йогой. Я ходил к очень хорошему мастеру Герману Попову, он работал в посольстве в Бирме переводчиком и учился у настоящих старых мастеров из древней семьи, которая передавала это искусство из поколения в поколение. Семье буддистов он платил виски и сигаретами — прямо это не запрещено, но если душа требует, то можно. Я встретил Борю Кердимуна перед эмиграцией, Боря преподавал Гурджиева, у него была своя компания, а в Риме мы с ним встретились, гуляли, он мне рассказывал, потом я стал покупать книжки и заинтересовался четвертым путем. Но в основном меня заинтересовала техника наблюдения за собой. Потом я у Будды открыл, что он еще лучше знал эту технику, — потому что Гурджиев часто скрывал, что знал. Как бывают мастера, которые в силу некоторого величия не хотят секреты своего мастерства раскрывать. А Будда не был таким, он не чувствовал себя великим и все секреты раскрывал ученикам. Поэтому его техники очень интересны и сложны одновременно.

«Потоп млечных путей», название вашей работы, — из Хлебникова.