Идеально другие. Художники о шестидесятых

Конечно, обязательно — вечером, в хорошую погоду, в такси и в Сокольники, выгружаешься, загружаешься пивом, банок десять-пятнадцать пузатеньких пол-литровых. Мало ему показалось — надо еще четвертинку добавить в стекляшке. На пленэре выпивон был очень редко — опасно, вдруг конница, монголы нападут, а здесь стены охраняли. После Сокольников второй был Центральный парк, где был деревянный барак огромный с колоннами, еще 30-х годов, куда мы шли, когда отпускали из института, и уж там начинали глушить по десять-пятнадцать кружек. Рядом был выставочный зал для художников. В высотном здании «Украины» был очень модный респектабельный бар, там собирались иностранцы, богатые люди с Кутузовского проспекта и могли быть неожиданные эксцессы между пьяницами и богачами. Заводилой был скульптор Сэм, седой пожилой мужик, может, плиты для покойников резал? Снегур часто меня вытаскивал, братья Алимовы, потом Пятницкий вдруг там появился, влюбился в какую-то девицу на Кутузовском и с ней приходил туда. Пятницкий вообще не вылезал из этих учреждений, но я с ним очень мало общался. Сначала я его видел, а потом он как-то исчез от всех, отказался от дип-искусства — то ширялся и на люди не выходил, то пил-гулял, сидел в какой-то «Яме» на Пушкинской, но я туда не ходил.

Настоящие рестораны появились позже?

Они всегда были. Я, получая большие деньги за иллюстрирование, 100-200-300-400 рублей, брал двух-трех приятелей с бабами, мы выбирали самый лучший кабак — «Москва», «Центральный», «Октябрьский», «Будапешт», «Берлин» — и шли туда пировать. Заказывали стол: суворовские вырезки, коньяки, вина, шампанские. От высших кабаков до дна. От «Ямы» до «Праги». Если ты хочешь выбрать кабак тихий, без грохота, идешь в «Центральный», где была русская кухня изумительная, лакей в черном фраке подавал роскошную солянку еще в те времена. В «Национале», как ни странно, я ни разу не сидел в кабаке. В кафе — да, у меня было место даже облюбовано сбоку, там можно было обойтись легкой закуской и заказать кофе, а на второй этаж я никогда не поднимался. «Метрополь» мне не нравился, и был я там один раз. Коктейль-холл на улице Горького, где вся фарца собиралась и золотая молодежь. В «Артистическом» кто-то собирался из белютинцев, а в последнее время ходил Зверев, ожидая, что старуха Асеева, жившая напротив, появится. Из кавказских был «Узбекистан» и все шашлычные, где одна вонь стояла. Знаменитая шашлычка была на первом этаже за кинотеатром повторного фильма.

Зверев

Как ты впервые услышал о Звереве?

О Звереве я услышал впервые в 58-м году. Знакомство было опосредованным, Зверев в это время был уже известен через Костаки. Мне рассказал о нем сын известного кинорежиссера Георгия Васильева, автора «Чапаева», с которым я вместе учился. Сашка сказал, что есть такой странный богемный тип, гуляет по Москве, рисует и у него есть несколько штук его рисунков. Я пошел к нему в гости, он показал, еще у него были рисунки Булатова и Яковлева. Так я познакомился со Зверевым заочно. А через два года я с ним встретился в курилке Музея изящных искусств имени Пушкина, где работал в Египетском зале, делал практику с саркофагов каких-то фараонов. Со мной рядом был Володя Каневский. И я увидел какого-то типа, который шастал по музею с персональным блокнотом и карандашом, делал наброски с прохожих, а в курилке зажигал вонючие сигары. Вдруг спускается девица — высокого роста, объемистая, с плечами. Встала за спиной и говорит: «Как красиво, колоритно, вы такие интересные художники! Я эту картину могу у вас купить?» Я обалдел — мне никто никогда не предлагал купить картину. Студентам было запрещено торговать на стороне. А Володька говорит: «Давай, давай!» Я запросил 45 рублей. «Пожалуйста, я завтра принесу. Вы здесь надолго?» Я говорю: «Наверное, месяц будем работать!» Назавтра, я еще не закончил картину, принесла деньги. Познакомились — Люся Назарова, пловчиха, занимается спортом и рисует для себя. Зверев потом мне рассказывал: «Висит картина какого-то мудака у нее на стене, я хотел ее замазать!» Люся сказала, что это художник Воробьев, которого она купила в Музее Пушкина. «На хуй Воробьева, все замажу, враги хотели жену отобрать, жить не дают!» И потом картина куда-то исчезла — или продали, загнали, или держит до сих пор — хорошая картинка была! В музее мы поздоровались, а потом уже стали ближе — с 66-го по 74-й год он практически не вылезал из моей мастерской. Я не говорю, что он дневал и ночевал у меня постоянно, — он садился в «букашку» и ехал к Немухину на Маяковскую и там что-то делал. Он постоянно менял мастерские. Но до 74-го года я с ним очень плотно общался.

А как Зверев сошелся с Люсей?