Идеально другие. Художники о шестидесятых

Арифметически да, она оказалась первой. Ударная выставка — не связанная ни с деньгами, ни с успехом. Показаться, кто ты такой есть, не прятать под диваном! В России вообще никогда не было выставок, кроме юбилейных — «30 лет Советской власти». Занимали огромное здание Манежа и туда всех запихивали на юбилейное предприятие к революционному торжеству. Персональных выставок я не помню, а если были, то ни каталогов, ни афиш не было даже у знаменитых академиков. Помню, пришел на отчетную выставку Кончаловского, собраны все вещи, пригласительный билет на вечер Фаворский дал: «Явиться на торжественный вечер». Выставки у Рихтера, Волконского, Цырлина были скорее показами домашнего типа, когда люди собираются на два-три часа поболтать, а потом художник забирает картинки и смывается. Здесь же была выставка с афишей и прессой, Кобликов и Курчик написали в «Калужскую правду» и «Калужский комсомолец», полковник кавалерии Боря Балтер, автор воспоминаний «До свидания, мальчики!», все организовал, все было официально подготовлено. В афише не было ничего асоциального, было написано «Летняя выставка московских художников». Был вернисажный скандал, когда приехала группа суриковских студентов во главе с профессором Невежиным, а Сурик — главный бастион реализма в России. И они приперлись всей гурьбой, 15 человек. За ними приехал на черном ЗИМе один Кукрыникс — лысый, с острым носом, Крылов. Устроил там разнос, «всех пересажать-перестрелять» и уехал. Ну а художники отделались легким испугом, забрали картинки и ушли. Правда, директор Дома культуры Перевозчиков полетел, шрифтовик Валя Коновалов тоже — за превышение полномочий. О выставке «запрещенных в Москве модернистов» говорила Би-би-си, — не знаю, кто пустил утку. Может, Виктор Луи заезжал? Народ грянул со всех сторон, люди ехали из Питера, из Сибири, но было поздно — выставку прикрыли.

Картинки ведь были невинные?

Почему, вещи Володи Галацкого были все абстрактные. Самостоятельные вещи, никакого отношения к соцреализму не имеющие. У меня была картина «Красная корова». И на самом деле красная корова шла по тротуару, не в степи, а среди каменных домов. Люди не понимали. А в Тарусе действительно прогоняли стадо через площадь Ленина постоянно, и я нарисовал. Вторая — какие-то лодки. Каждый работал под себя, группа не представляла единой школы. Все рисовали весной, в доме у Эдика, где я все время тусовался вокруг Аркадия Штейнберга. Там был телефон, чем мы и пользовались, ходили туда звонить в Москву, хотя жили за три-четыре километра на горе. В его отсутствие мы жили в этом доме, даже когда там не было Эдика. Когда Аркадий приезжал, мы расходились по другим дворам, потом опять собирались, потрепаться за бутылкой — всегда находились дела.

В конце 50-х в Москве появилась мода на квартирные выставки. В каком-то виде это стало возрождением русской салонной традиции.

Это не выставки в современном понятии, а показ в салоне и обсуждение. Иногда у человека нет гвоздя, где повесить на стенке, — стенка занята фотокарточками мамы и папы. Или так изъедены клопами и ободраны обои, что туда вешать картинку невозможно. Поэтому их выставляли на полу, на диване, вокруг, по стенам, собиралось общество. Первые домашние выставки сделал Андрей Волконский. Другого уровня, конечно, чем у Зинаиды Волконской. Одним из первых сделал выставку Святослав Рихтер, в 57-м году, после первой поездки за границу. Краснопевцев выставил картонки, собрались музыканты и интеллектуалы и начали обсуждать. Поговорили, пришли другие. Выпивонов, как на современном вернисаже, не было. Человек приходит, приносит бутылку водки или на кухне выпивает, болтает.

Кем был Илья Иоганович Цырлин?