Иисус и иудаизм

...большинство совершенных Иисусом чудес — это, с одной стороны, исцеления слепых, хромых, глухих и немых (исцеления, которые фактически не имели прецедента в его культуре), а с другой — экзорцизмы (которые делали его уязвимым для обвинений в колдовстве) 21.

Это аккуратное утверждение. Иосиф Флавий утверждает, что евреи были особенно сведущими в экзорцизме 22, и Харвей относит экзорцизмы к чудесам, которые были не уникальными, но опасными (хотя, если евреи были в нем сведущими, какую опасность мог он представлять?). И действительно, в еврейской литературе трудно найти сообщения о совершавшихся незадолго до Иисуса исцелениях слепоты и тому подобных недугов. Интересно, почему Харвей не обсуждает цикл текстов, связанных с Елисеем, где есть рассказы об исцелениях, аналогичных тем, которые приписываются Иисусу, такие как исцеление прокаженного (4 Цар. 5:1—14; ср. Мк. 1:40—45 пар.) и воскрешение умершего ребенка (4 Цар. 4:32—37; ср. Мк. 5:21—43 пар.). Их можно исключить, поскольку они относятся к весьма отдаленному времени, но, тем не менее, они ослабляют уникальность чудес, приписываемых Иисусу.

Но даже оставляя в стороне рассказы о Елисее, может ли утверждение об уникальности дать ключ к пониманию целей Иисуса? Такого рода исцеления, как убедительно показал Смит, были довольно обычным делом в Средиземноморье 23, и предполагать (из-за скудости свидетельств о таких чудесах в палестинской еврейской литературе до Иисуса), будто Палестина была настолько изолирована, что Иисусу и его современникам такие исцеления представлялись уникальными, — это очень слабый аргумент 24.

В приведенной выше цитате содержится только часть утверждения Харвея об уникальности Иисуса. Вторая его часть заключается в том, что предвидение — обычная уловка волшебников — Иисусу не приписывается 2*. Видимо, это надо понимать так, что множество отрывков, свидетельствующих об обратном, он исключает как не аутентичные 26. Но даже в этом случае утверждение ошибочно, потому что ему приходится проводить столь тонкие различия, при которых оно оказывается бесполезным. Он определяет предвидение как основанное на «внимательном наблюдении явлений настоящего». Предполагается, что этого достаточно для объяснения предсказания о привязанном ослике (Мк. 11:2—б), приписанного Иисусу знания об удаленных событиях (например, Мк. 7:29), способности Иисуса читать мысли (Мк. 9:33—35) и других форм сверхъестественного знания (где находится рыба. Лк. 5:4—7; монета во рту у рыбы, Мф. 17;27) 2?. Здесь Харвею следовало бы признать, что Смит прав: евангелия приписывают Иисусу некоторые черты волшебников 2*.

Но самая большая трудность, на которую наталкивается в своей аргументации Харвей, заключается в том, что он рассматривает вы бор чудес, отражающих цели Иисуса: «Каков был его мотив и какую цель он преследовал, выбирая этот единственный диапазон предпочтений?» 29 — как будто Иисус имел в своем распоряжении некий набор чудес, которые он мог совершать» и выбирал именно те, которые указывали на грядущий новый век, — либо потому что они совпадали с Ис. 35, либо потому, что они отвечали чаяниям того времени 30. Представляется намного более вероятным, что Иисус совершал те чудеса, которые у него получались 31. Если допустить, что Иисус исцелял, акцент на исцелении парализованных, немых и слепых не удивителен. Эти заболевания относятся к исцеляемым верой, и они довольно часто фигурируют в языческих источниках. Нельзя сказать, что они полностью доминируют в стеле, найденной в Эпидаурусе, но они, несомненно, достаточно распространены32. А кроме того, они не так уж и преобладают в евангелиях. Мы находим там природные чудеса, воскрешение умершего, чтение мыслей и другие вещи, которые — Харвей этого не отрицает — не входят в перечень Ис. 35:5 сл.